Учитывая, что почти сразу ими была упомянута «Милена», стало ясно, что в деле они замешаны. То, что он так бурно высказывался при своей «любимой», свидетельствовало, что она в курсе. Ее слова: «Я же тебе говорила, что ты идиот!» — подтверждало это.
Однако, к своему глубокому сожалению, ничего более вразумляющего мы не услышали. То ли мы не очень правильно рассчитали время, то ли в самой идее были какие-то погрешности. Единственное, что еще имело отношение к нашей телеграмме, это слова путаны: «Отбей телеграмму этому говнюку и обязательно с ним встреться, а дальше мы разберемся». После чего они предались своему обычному, на мой взгляд, сверхагрессивному сексу.
— Вот видишь, с тобой обещали разобраться, — сказала я своему любимому, прослушав запись.
— Это далеко не первый человек, который собирался со мной разобраться, — пробурчал мой любимый. — Но как видишь… — Он задумался.
Однако некоторые меры принять надо.
— Ты думаешь?
— Слишком уж спокойно они все восприняли. Они в этом явно замешаны, а в этой ситуации их спокойствие достаточно опасно. Оно свидетельствует либо о том, что они слишком глупы, либо об уверенности и надежном прикрытии.
— Так, может, они глупые?
— Ты знаешь, если бы я когда-нибудь на это рассчитывал, то мы с тобой вряд ли бы встретились. По определению! Меня бы просто уже давно не существовало.
— А тебе что, не попадались глупцы? — Я удивилась.
— Почему же, попадались. Только, к сожалению, попадались и очень умные. Так что гораздо проще и надежнее всех считать очень умными. А все прогнозы и меры безопасности рассчитываются исключительно на публику умную и уверенную в себе. Всегда лучше немного перестраховаться.
— Так что же ты теперь будешь делать?
— Как что? Сначала мы подождем, когда они отправят письмо или телеграмму. Слава Богу, я буду об этом знать сразу, а после этого получим сообщение и прочтем его. Ну уж а потом примем какое-то решение… И у меня есть еще одна надежда.
— Да?
— Завтра с утра они еще раз обсудят эту телеграмму, которую получили ночью, и какая-нибудь информация всплывет. Кроме того, коли уж мы засунули палку в один муравейник, то, наверное, есть резон сделать то же самое с другим.
— Кого ты имеешь в виду?
Мой любимый почесал в затылке. Этот жест я увидела у него впервые. Обычно в таких случаях он чешет подбородок…
— У нас есть всего два варианта: либо — господ бандитов, либо маменькина сынка. Кого бы ты предпочла?
— Наверное, «сыночка». От него можно ожидать гораздо скорее, что он размякнет. Но, с другой стороны, — продолжала рассуждать я, — эта идея явно не его, а если старший и ввел его в курс дела, то сообщил лишь минимум, так что никакой серьезной информации с этой стороны мы не получим.
— И что же? — мой любимый вопросительно смотрел на меня. — А бандитам присылать телеграмму такого содержания просто бессмысленно. У них и так пять-шесть афер и прочих делишек на дню. Они просто не поймут, с какой стороны ветер дует. Так что ты опять потянешь «пустышку». Да, — продолжал Ниро свои рассуждения. — Получается, и ту и другую посылать бессмысленно. Кроме того, есть маленькая неувязочка. Для того чтобы послать телеграмму, надо как минимум знать, где человек живет. А я пока этого не знаю.
— Ты о бригадире?
— Да, — раздумчиво ответил он. — Кроме того, не очень понятно, к кому именно обращаться, слишком их много. Я еще до сих пор не знаю, кто конкретно из них может отвечать за это. Но я надеюсь, что завтра-послезавтра это будет уже окончательно понятно.
— Ну что ж, — подытожила я. — Телеграмму слать больше некому, звонить сегодня мы тоже никому не будем, пошли спать…
…К сожалению, надежды Ниро на то, что адвокат и путана будут еще обсуждать телеграмму, так и не сбылись…
Глава 14
БИБЛИОТЕЧНЫЙ ФОНД
Во вторник, как обычно, в девять Мамаша Крокодайл с переполненной продуктами большущей хозяйственной сумкой на колесиках появилась в доме Ниро.
Она, к общей нашей и своей радости, выздоровела в руках умелого массажиста, которого я ей порекомендовала. И теперь набросилась на жизнеобеспечение жилища Ниро с удвоенной энергией.
— А, Ева. Рада тебя видеть, — приветствовала меня Мамаша Крокодайл.
— И я рада вас видеть здоровой. У вас даже румянец появился!
— Конечно. Я теперь хоть на мостик встану. — Да-а?
— Я, между прочим, в отличие от некоторых лентяев, которые по утрам в постели валяются, в юности гимнастикой занималась.
Я была рада это слышать. По всему было ясно, что Мамаша Крокодайл в нормальном душевном состоянии.
— А где Ниро? — тут же спросила она.
— Я здесь, — откликнулся он из кухни.
— Ниро, я сегодня купила… — И, уже не замечая меня, Мамаша Крокодайл поспешила в кухню вместе с огромной хозяйственной авоськой, от колес которой я еле успела увернуться.
Известие из Балашихи для Ниро пришло этим же утром. Чуть позже принесли саму телеграмму. В ней значилось:
«ГОТОВ ВСТРЕТИТЬСЯ СРЕДУ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДНЯ ПРИВОКЗАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ БАЛАШИХИ ЗЕЛЕНЫЕ „ЖИГУЛИ“ НОМЕР ТАКОЙ-ТО».
Телеграмма была без подписи. Учитывая, что был только вторник и еще утро, а встречаться надо было в среду днем и заняться до этого момента Ниро было решительно нечем, он начал раздраженно слоняться по всему дому, пугая время от времени Мамашу Крокодайл своими внезапными появлениями то в одной, то в другой комнате.
Учитывая характер Мамаши Крокодайл, ей это надоело чрезвычайно быстро. И когда он в очередной раз появился в гостиной, где она вовсю орудовала пылесосом, женщина крайне раздраженно проворчала:
— Неча слоняться по всему дому, коли дел нет. Лучше б разобрал библиотеку, а то новыми книжками весь стол завален, пыль стереть невозможно!
Вняв мудрому предложению, Ниро решил посвятить оставшееся время этому занятию, известив меня об этом.
Мне было очень любопытно, что же Ниро будет делать со своими книгами, и я решила пренебречь посещением работы (да простят меня мои сотрудники) и помочь ему в этом трудоемком занятии. На самом деле мне всегда казалось, что характер человека можно определить не только по тому, какие книги он читает, но и по тому, как он их расставляет. И в связи с этим мне было очень любопытно, как это будет делать Ниро.
Надо отметить, что книг у моего любимого было довольно много. Им была отведена библиотека, расположенная рядом с кабинетом. В ней находилось четыре гигантских шкафа, которые возвышались вдоль стен. В каждом из этих книжных монстров помещалось приблизительно полторы тысячи томов, расставленных в один ряд.
Ниро как-то говорил, что ставить книги во второй ряд — это все равно что убивать их, уж проще выкинуть. (К этой мысли стоит прислушаться.) Кроме, так сказать, регулярного собрания книг в библиотеке, был еще и шкаф в кабинете, правда, немножко поменьше. В него могло поместиться около тысячи томов, и это были как бы отборные книги, которые мой любимый часто перечитывал, которые ему нравились больше всего.
Ну, а кроме этого, была еще и некоторая свалка, которая располагалась в том же кабинете. Она лежала грудой на большом письменном столе, на креслах, на полу и периодически пополнялась свежекупленными печатными изданиями. Предполагалось, что эти книги читаются, и если они достойны, то занимают положенное место в библиотеке или в кабинете — в зависимости от их значимости, ну, а недостойные торжественно сжигались в камине. (Вроде бы он эту привычку перенял у своего деда, но точно не знаю.)
Я действительно несколько раз наблюдала такое аутодафе — когда Ниро сжигал особенно не понравившиеся ему книги. Но скорость поступления новых экземпляров явно превышала даже огромные возможности моего любимого по их проглатыванию. И груда книг в кабинетной свалке непрерывно росла.
Здесь надо отметить еще одну особенность любимого человечища, ему крайне нравилось следовать однажды заведенному правилу. В отношении книг это правило гласило: тысяча отборных книг в кабинете, шесть тысяч хороших книг в библиотеке и больше ни одной валяющейся в доме книги.