– Нет.
– Мистер Фелпс?
Вновь пять «нет».
Вульф кивнул:
– Теперь вы понимаете, почему я, даже если мы проведем вместе с вами целую неделю, все равно буду вынужден обратиться к вашему персоналу? Здесь уж мистеру Гудвину и карты в руки. И я не стал бы на вашем месте отговаривать этих молодых женщин от встречи с мистером Гудвином. Если они ослушаются и вы их уволите, то они лишь с большей готовностью откликнутся на его предложения. Если же вы конкретно предупредите их о том, что они должны умалчивать о литературных увлечениях или амбициях Дайкса, о которых знают или слышали, то рано или поздно это дойдет до ушей мистера Гудвина, и я спрошу вас, почему вы пытались скрыть от меня эти факты. Если же кто-то из женщин располагает подобными сведениями, быть может, случайно услышав оброненную кем-то фразу, то мы об этом узнаем.
Никто из них и ухом не повел.
– Мы не школьники, Вульф, – со скучающей улыбкой заговорил Луис Кастин. – Что касается меня, я готов предоставить вам любые сведения, которыми располагаю и которые могут иметь отношение к вашему делу. Хотя мне кажется, что я ничего такого не знаю. Но я пришел сюда – как и все остальные, – чтобы вы сами в этом убедились.
– Тогда ответьте мне на вопрос, мистер Кастин, – безмятежно произнес Вульф. – Как я понял, лишение мистера О’Мэлли практики подорвало репутацию вашей конторы, но лично вы от этого выиграли, став компаньоном и представителем конторы в суде вместо О’Мэлли. Правильно?
Глаза Кастина утратили сонное выражение. Они засверкали.
– Я категорически отрицаю, что это имеет отношение к вашему делу.
– Мы должны обсудить мое предположение. Вы, конечно, вправе не отвечать мне, но тогда зачем вы здесь?
– Ответьте ему, Луис, – сказал О’Мэлли с язвительной усмешкой. – Скажите «да», и дело с концом.
Они уставились друг на друга. Сомневаюсь, чтобы любой из них когда-нибудь мерил столь ненавидящим взглядом обвинителя на судебном процессе.
– Да, – наконец сказал Кастин, глядя на Вульфа отнюдь не сонными взглядом.
– И естественно, ваша доля в прибылях конторы возросла?
– Да.
– Существенно?
– Да.
Вульф переместил взгляд налево:
– Вы ведь тоже выиграли, мистер Корриган? Вы сделались старшим компаньоном, и ваша доля тоже увеличилась?
Нижняя челюсть Корригана еще больше выдалась вперед.
– Я сделался старшим компаньоном конторы, которая оказалась на самом краю пропасти. Да, моя доля выросла, но доходы наши резко снизились. Я бы больше выгадал, если бы ушел из конторы.
– Что же вам помешало? – съязвил О’Мэлли. Судя по его тону, Корригана он ненавидел на четыре пятых меньше, чем Кастина.
– Обязательства перед партнерами, Кон. Мое имя было на дверной табличке рядом с их именами. Я не мог бросить их в беде. Я слишком предан нашему делу.
Внезапно без малейшего предупреждения О’Мэлли вскочил на ноги. Думаю, в судебном зале он проделывал это тысячу раз, чтобы высказать возражение или драматизировать предложение считать своего подзащитного невиновным, но остальные, похоже, испугались не меньше моего. А он вскинул руку и звенящим голосом провозгласил: «Предан!» Потом плюхнулся на стул, взял стакан, поднял его, изрек: «За преданность!» – и выпил.
Четверо компаньонов переглянулись. Я изменил свое мнение о неспособности О’Мэлли справиться с телефонной будкой.
– А вы, мистер Бриггс? – продолжил Вульф. – Вы ведь тоже продвинулись после ухода мистера О’Мэлли?
Бриггс усердно заморгал.
– Вы меня возмущаете, – натужно сказал он. – И вообще я возражаю против вашей затеи. Я много о вас знаю, мистер Вульф, и считаю, что ваши методы неэтичны и достойны осуждения. Я был против того, чтобы обращаться к вам.
– Фредерику надо было стать судьей, – мрачно сказал О’Мэлли. – Его следовало назначить судьей сразу по окончании юридического факультета. Идеальный получился бы судья. У него дерзкий склад ума, который упивается принятым решением, даже не попытавшись разобраться в сути дела.
Фелпс – ходячая энциклопедия – запротестовал:
– Хватит язвить, Кон. Не все же такие умные, как вы. Может, это даже и к лучшему.
– Вы совершенно правы, Эммет, – согласно кивнул О’Мэлли. – Беда в том, что вы всегда правы. И знаете, меня это никогда не возмущало… то, что вы вечно правы… сам не знаю почему. Но не потому, что вы единственный, кто не выгадал после моего падения; это меня ничуть не возмутило.