— Как долго все это продолжалось, господин Шёнмангер?
— Да уж немало. За это время старик приблизил меня к себе, даже выделил кабинет рядом со своим и позволил его обставить на мой вкус. Правда, платить больше не стал. Ну да мы с Вахтером делали хорошие деньги за его спиной…
— Зачем же вы убили Вахтера, если все шло так прекрасно? — вырвалось у комиссара.
Если до этого момента Шёнмангер говорил безучастным тоном и лишь презрительно кривился, когда упоминал отца, то теперь он сорвался с места и взревел нечто нечленораздельное. Два сопровождающих полицейских тут же скрутили его и водворили на стул. С налившимися кровью глазами он закричал:
— Это не я! Не я!
Клуфтингер дал ему накричаться, пока тот сам не обмяк.
— Хорошо, господин Шёнмангер. Предположим, это были не вы. Так что происходило дальше?
— А дальше заявилась эта свинья. К Вахтеру. И потребовала денег. Кучу денег!
— Кого вы имеете в виду, господин Шёнмангер?
— Свинью! Эту свинью! — Его лицо снова побагровело от негодования.
Клуфтингер в самом деле не понимал.
— Кого, господин Шёнмангер?
— Лутценберга!
— Лутценберг шантажировал вас?
— Не меня. Филиппа. А тот платил. Пока мог. Но эта свинья хотела высосать все. Я сказал, что с ним надо решать. И тут Филипп неожиданно заявил: если мы с ним что-нибудь сделаем, он сам все обнародует, и все наше семейство останется в дерьме. — Он посмотрел Клуфтингеру прямо в глаза. — Понимаете? Он хотел, чтобы Лутценберг и дальше получал свой куш! Непостижимо!
Комиссар совсем запутался. Он обвел взглядом коллег, но они только пожимали плечами.
— Вахтер хотел, чтобы теперь и вы платили?
— Именно. Лутценберг долго тянул из Вахтера деньги, и аппетиты его беспрестанно росли. А когда я стал возражать, он пролепетал нечто невнятное: вроде бы отец этого выродка на его совести.
Клуфтингер видел, что спокойный тон действует эффективнее, чем бряцание оружием, поэтому он спросил ровным голосом:
— И тогда вы его убили?
— Да нет, черт возьми! Вы дадите мне высказаться?
Комиссар молча кивнул.
— К нему поехал отец.
— Ваш отец? Вы же говорили, он не был в курсе дела?
— Не был. До этого вымогательства. Но мне ничего не оставалось. Эта свинья нас сделала. Мы с Вахтером уже оказались беднее, чем до начала нашего проекта. А он хотел всё. И если бы информация выплыла наружу, нам пришел бы конец. Поэтому я пошел к отцу…
— …и рассказали ему обо всем, — закончил фразу Клуфтингер.
— А что было делать? Конечно, он ужасно разозлился, но быстро сообразил, насколько серьезно положение. Пригрозил со мной разобраться потом, а главным оказалось для него — сохранить фирму. Я объяснил ему, что единственный, кто может вывести на эту свинью, — это Филипп. Только он знал подонка в лицо.
— И ваш отец поехал к Вахтеру?
— Видели бы вы, как он вылетел из кабинета!
— А когда отцу не удалось договориться с Вахтером, то вы о нем позаботились?..
Петер Шёнмангер поднял голову, обвел взглядом всех присутствующих и под конец остановил его на комиссаре.
— Вы что, так и не поняли? Это не я. Это мой отец, — едва слышно произнес он.
Клуфтингер был шокирован. Какая мерзость! Подставлять родного отца ради спасения собственной шкуры! Такого он даже от этого негодяя не ожидал!
Он откашлялся и подчеркнуто бесстрастным тоном сказал:
— Не надо держать нас за дураков.
Клуфтингер перевел взгляд на адвоката, но тот безучастно смотрел в окно. Очевидно, получив от клиента набор оскорблений, он не собирался его защищать. Почувствовав на себе взгляд комиссара, доктор Вольф поднялся, взял свой объемистый портфель, коротко кивнул всем присутствующим и вышел.
Клуфтингер оторопел, но времени раздумывать о странном поведении адвоката у него не имелось, поскольку Петер Шёнмангер, никак не среагировав на его реплику, просто продолжил говорить:
— Отец вернулся совершенно невменяемым. Довольно долго к нему нельзя было подступиться. Потом заговорил о каком-то несчастном случае. У меня сразу засосало под ложечкой. Он сказал, что Вахтер даже не захотел его слушать, а просто потребовал, чтобы мы и дальше платили Лутценбергу, а иначе он выйдет из дела и сдаст всех. Отец умолял подумать о фирме. А Филипп ответил, что ему плевать на нашу дерьмовую фирму. Наверное, это и сыграло свою роль. — Шёнмангер глубоко вздохнул, каждое слово давалось ему неимоверным трудом. — Дело дошло до рукопашной. Вахтер упал и ударился головой. Скорее всего он потерял сознание, иначе отец с ним не справился бы, ведь тот был много моложе и сильнее. А когда он там лежал беспомощный, у отца в голове что-то сдвинулось. Он взял шнур от штор, сделал на шее Филиппа петлю и затянул ее.