Комиссар шумно вздохнул: ох уж этот докучливый Майер с его игрушкой!
— Лучше своими словами.
— Так вот. Тот взял у соседа ключ, поскольку Вахтер не вышел на работу. А этот Вахтер важная птица на заводе. Э… кто-то там «пищевых продуктов»… Секундочку!
Майер принялся возиться с диктофоном: отматывал, нажимал какие-то кнопки. Клуфтингер потерял терпение:
— Ладно, не важно.
— Нет-нет, подождите… Вот!
Определение, которое он искал, звучало так: «дизайнер пищевых продуктов».
— Кто-кто? — Клуфтингер недоумевающе уставился на подчиненного.
— Ди-зай-нер пищевых продуктов.
— Это еще что за птица? — спросил комиссар, опускаясь на корточки, чтобы лучше рассмотреть труп, пусть и с расстояния чуть больше метра, но ближе он бы ни за какие коврижки не подошел.
— Ну, это тот, который… в общем… это трудно объяснить.
Клуфтингер едва не рассмеялся, но ситуация не позволяла. Для Майера было превыше сил признаться, что он чего-то не знает.
— Завтра утром он должен быть в моем кабинете.
— Кто?!
— Тот, кто обнаружил труп.
— А… Это Барч. Я его уже вызвал. На девять утра, — не без гордости заявил Майер.
— Родственники у него есть?
— У Барча?
Щеки Клуфтингера начали пылать. Слишком уж долго он проторчал здесь.
— У потерпевшего, разумеется. — Клуфтингер постарался сдержать раздражение.
— А, ну да. Этим хотел заняться Штробль.
Клуфтингер поднялся и зашагал к выходу. Он увидел достаточно. В коридоре Штробль беседовал с полицейским в форме. Заметив комиссара, двинулся ему навстречу:
— То еще зрелище, да?
Клуфтингер закатил глаза.
— Родственники есть?
— Доктор Лангхаммер говорит, что проживал он один. Но у него есть две дочери, одна предположительно живет за границей. Жена где-то в Южной Америке. Бывшая жена, имею в виду. Сейчас пробиваем.
«Пробиваем». Слово неприятно царапнуло. Что, современная молодежь уж и по-немецки говорить разучилась? Сначала «дизайнер пищевых продуктов», теперь вот «пробивают». Ерунда какая-то! Лучше бы сели побыстрее на телефон.
— До завтра! — бросил комиссар и заспешил к своему старенькому «пассату».
Проходя мимо «зелени» — как называли его коллеги униформированных полицейских, — он заметил на их лицах широкие ухмылки. «Уф-фа-фа, уф-фа-фа», — послышалось сзади. Кто-то из этих шутников изображал духовые инструменты.
Надо бы обернуться со строгостью, да сил больше нет.
Вернувшись домой, он обнаружил возле телефона записку: «В оркестре расстроены. Сказала, уехал по делам. Позвони завтра Паулю». Клуфтингер вздохнул. Ладно, хотя бы на репетиции сэкономил. Впрочем, утешение малое, если представить, что ему предстоит в ближайшие дни, а может, и недели. А теперь еще и объясняться с обиженными товарищами по оркестру, будто нет у него других забот.
— Ах, черт!
Клуфтингеру вдруг ударило в голову — барабан остался в машине. «Плевать, — решил он, — выгружу завтра».
Заглянув в гостиную, он обнаружил жену спящей перед телевизором. Это было ему на руку. Меньше всего хотелось сейчас подвергнуться допросу. Манила только постель. Не успел он лечь, как в спальню вошла жена.
— Что-то случилось? — полюбопытствовала она.
Клуфтингер пробормотал нечто невразумительное, прикинувшись спящим, которого потревожили.
Однако выспаться этой ночью ему не пришлось. И на этот раз швабские клецки оказались ни при чем.
Просто выдалась одна из тех ночей, когда его мучил жар в ногах. Насколько он знал, никто из его окружения не сталкивался с подобной проблемой и поэтому не мог понять его мучений. Даже собственная жена не могла взять в толк, что плохого в приятной теплоте ног. Как-то раз Клуфтингер наткнулся на передачу о здоровье, где настойчиво вдалбливали, будто человек может заснуть лишь с согретыми ногами. Какая ерунда!
Этой ночью он первым делом попробовал выпростать ноги из-под одеяла, хоть и знал: толку от этого мало. Он беспрестанно ворочался с боку на бок. А тут еще в голове все время вертелось: труп, занавески, шнур, диктофон… Убийство. В Альтусриде. Такого на его памяти еще не случалось. Только в родных краях не хватало такого дерьма! Вот уж поднимется шумиха! А если еще выйдет наружу эта история с удушением шнуром для занавесок, тогда извольте радоваться. Замельтешат все: газета, местное телевидение, а может, нахлынут и мюнхенские репортеры. Милый тихий Альгой — и хладнокровное убийство. Такой контраст даст повод почесать языки. И кто знает, какие еще скелеты повылазят из шкафов.