По темному лесу, мимо мертвых деревьев, не дающих укрытия, бежит Нанна Бирк-Ларсен.
Ей девятнадцать, она задыхается на бегу, дрожит в тонкой рваной майке, увязая босыми ногами в липкой грязи.
Злобные корни хватают за лодыжки, кусачие сучья рвут бледные руки-крылья. Она падает, карабкается, выползает из отвратительных гнилых луж, пытается остановить зубную дробь, пытается думать, надеяться, спрятаться.
Яркий круглый глаз преследует ее, словно охотник раненую лань. Он медленно приближается широким зигзагом, прорезает насквозь лес Пинсесковен, стоящий на краю пустоши.
Голые серебристые стволы встают из бесплодной почвы, как конечности древних трупов, застывших в последней муке.
Она снова падает, острая боль пронзает тело. Земля исчезает под ней, и ноги летят в пустоту. Молотя руками, крича от страха и отчаяния, девушка проваливается в мутную ледяную канаву, натыкается на камни и бревна, режется об острый гравий. Головой, ладонями, локтями, коленями ловит невидимую твердую землю, ускользающую от нее в темноту.
Стылая вода, ужас — и где-то рядом он…
Тяжело дыша, она наконец выбирается из трясины, вылезает на берег, упирается из последних сил босыми, израненными, кровоточащими ступнями в болотистую жижу.
Чуть дальше на взгорке она выходит к дереву. Последние осенние листья касаются ее лица. Ствол крупнее, чем у соседних деревьев, и, обхватив его руками, она думает о Тайсе — своем отце: высоченном, молчаливом, угрюмом, непоколебимом и стойком, как бастион, готовый противостоять всему миру.
Она обхватывает дерево, цепляется за него, как когда-то цеплялась за отца. Его сила с ней, с ним — ее сила. Больше ничего не было нужно и не будет нужно никогда.
С бескрайнего неба падает низкий вой. Вспыхивают яркие сигнальные огни самолета. Он сбрасывает путы гравитации, покидает аэропорт Каструп, покидает Данию. Его короткое присутствие завораживает и ослепляет. В беспощадном сиянии пальцы Нанны Бирк-Ларсен поднимаются к лицу. Ощупывают рану, что бежит от левого глаза вниз по щеке, открытую, кровоточащую.
Она слышит его запах, чувствует его присутствие. На себе. В себе.
Из неописуемой боли, посреди страха вырастает жаркое и внезапное пламя гнева.
«Ты — дочь Тайса Бирк-Ларсена».
Сколько раз она слышала эти слова в ответ на свои мольбы.
Ты — Нанна Бирк-Ларсен, дитя Тайса, дитя Пернилле, и ты должна убежать от этого монстра в ночи, преследующего тебя через лес Пинсесковен на окраине города — города, в котором на расстоянии всего нескольких бесконечных километров отсюда находится то теплое, безопасное место, что зовется домом.
Она обнимает дерево, как когда-то обнимала отца, обвив руками потрескавшийся серебристый ствол. Короткая маечка заляпана грязью и кровью. Она дрожит, не двигается, убеждает себя, что спасение впереди, за пределами темного леса и мертвых деревьев, среди которых не найти укрытия.
Белый луч вновь пробегает по ней. Это не поток света с брюха самолета, что летит над пустошью, словно огромный механический ангел, и лениво поглядывает, не ждет ли спасения какая-нибудь заблудшая душа.
— Беги, Нанна, беги, — кричит голос.
«Беги, Нанна, беги», — думает она.
Один фонарь направлен теперь на нее, один пылающий глаз. И он рядом.
2
Понедельник, 3 ноября
— Это там, внутри, — сказал коп. — Ее нашел какой-то бездомный.
Семь тридцать утра. Еще не рассвело, падал прямыми ледяными полосами дождь. Инспектор отдела убийств Сара Лунд стояла у стены грязного кирпичного строения недалеко от доков и наблюдала, как мужчины в форме натягивают заградительную полицейскую ленту.
Это последнее место преступления, которое она увидит в Копенгагене. И конечно, дело придется иметь с убийством. К тому же — женщины.
— В здании никого. Мы проверяем квартиры в доме напротив.
— Сколько ей лет? — спросила Лунд.
Коп, которого она едва знала, пожал плечами и утер ладонью дождевые капли с лица.
— Почему вы спрашиваете?
Из-за кошмара, хотелось ей сказать. Кошмара, который разбудил ее сегодня в половине седьмого утра, заставил с криком подскочить на пустой кровати. Когда она встала, Бенгт, милый, чуткий, спокойный Бенгт неслышно ходил по дому, заканчивая укладывать вещи. Марк, ее сын, крепко спал в своей комнате перед телевизором, даже не шевельнулся, когда она, очень осторожно, заглянула в дверь. Этим вечером они втроем должны улететь в Стокгольм. Новая жизнь в другой стране. Назад пути нет. Мосты сожжены.
Сара Лунд была серьезной женщиной тридцати восьми лет. Она без устали всматривалась в мир вокруг себя, забывая о себе самой. Начинался ее последний рабочий день в копенгагенской полиции. У женщин вроде нее не бывает ночных кошмаров и призрачных видений в темноте, ей не может померещиться испуганное девичье лицо, отчего-то очень похожее на ее собственное много лет назад.