Женщина перешагнула через еще одну красно-белую полицейскую ленту. Она не сказала ни слова, просто шла прямо к нему, пристально глядя ему в лицо и жуя жвачку.
Голос, далекий и робкий, совсем не его, произнес:
— Это моя дочь?
— Вам нельзя здесь находиться.
Пернилле была в его ухе, в его голове, она превратилась в одно-единственное слово:
— Тайс?
Женщина остановилась перед ним.
— Там Нанна? — снова спросил Бирк-Ларсен.
Она молчала.
— Это она?
Женщина безмолвно кивнула.
Вопль родился в глубине живота, пронзил его тело снизу вверх, вырвался в сырой ночной воздух. Полный недоуменного горя и гнева и такой громкий, что мог бы достичь Копенгагена сам по себе. Но телефон был рядом. Нет нужды кричать. Пока он боролся, рвался увидеть дочь, Пернилле была с ним и кричала и рыдала тоже.
Мать и отец. И их потерянное мертвое дитя.
Затем вся ярость, вся мощь угасли. Тайс Бирк-Ларсен превратился в плачущего, сломленного человека, слабого и обезумевшего, которого удерживали от падения те же руки, что только что пытались усмирить его безграничную силу.
— Я хочу видеть свою дочь, — молил он.
— Вам туда нельзя, — сказала она. — Мне очень жаль.
Из правой руки мужчины исходил тонкий воющий звук. Лунд шагнула к нему, раскрыла его пальцы. Пальцы работяги, сильные и натруженные, обтянутые старой толстой кожей.
Он не протестовал, когда она взяла у него телефон. Лунд глянула на экран, поднесла аппарат к уху.
— Пернилле. Это Лунд. К вам скоро подъедут наши сотрудники.
После чего она положила телефон к себе в карман, кивнула полицейским, чтобы те увели Бирк-Ларсена, и вернулась к затопленному «форду», блестящему и черному.
Там уже работал рой криминалистов в защитной одежде. Шли своим ходом все положенные процедуры. Ей больше не нужно было ничего видеть.
Черная машина. Черная и блестящая.
Майера она нашла возле крана, с сигаретой во рту. Увидев ее, он затряс головой:
— Мы нашли владельца. Вы не поверите.
Лунд остановилась возле него, ожидая продолжения.
— Автомобиль принадлежит избирательному штабу Троэльса Хартманна, — произнес Ян Майер.
— Того самого? Кандидата в мэры?
Одним пальцем Майер отстрельнул сигарету в канал.
— Да. Глава департамента образования. Красавчик с плакатов. Да. Это он.
3
Вторник, 4 ноября
Букард прибыл вскоре после полуночи. Потом явился дежурный патологоанатом с помощниками. Армия криминалистов измеряла следы протекторов, делала бесчисленные фотографии, огораживала мокрую липкую землю. Они бродили под обложным дождем, выполняя свою работу, оставляя напоследок окровавленный, израненный труп девушки в рваном белье, со связанными лодыжками и запястьями, засунутый в багажник сверкающего черного «форда».
Лунд поговорила с каждым из них. Она была старшим офицером на месте преступления. Никаких мыслей о Марке, Бенгте или Швеции.
Вокруг автомобиля снова замелькали вспышки фотокамеры. Затем наконец команда переместилась к открытому багажнику, начала осматривать раны и синяки на хрупком неподвижном теле и мертвом лице с застывшими светло-голубыми глазами.
Букард спросил, как всегда, о времени смерти. Она сказала ему то, что услышала от патологоанатома: неизвестно. Заявлений за прошедшие выходные не поступало. Судмедэксперты смогут определить только позже.
Старик нахмурился:
— Что за Богом забытое место…
— Мы не уверены, что она умерла здесь. Он не хотел, чтобы ее нашли. Еще день-два такого дождя… — Она посмотрела на криминалистов возле машины. Скоро ее увезут. Нужно еще позаботиться о семье. — И отпечатки шин смыло бы без следа.
Букард ждал.
— Он знал это место, — сказала Лунд. — Он знал, что делает.
— Причина смерти?
— Точно пока неизвестно. Она подверглась физическому насилию. Сильные удары по голове. Есть признаки изнасилования.
— А машина? Она приписана к штабу Хартманна?
— Пока это основная линия следствия.
Ей позвонил Бенгт Рослинг. Она отошла, чтобы ответить на звонок.
— Что случилось?
— Мы нашли девушку. Я потом тебе расскажу. Прости, что не смогла сегодня полететь.
Бенгт был судебным психологом. Они так и познакомились, на службе, в ходе следствия об убийстве наркомана в Христиании. Убитый был одним из его пациентов.
— А как же Марк? — спросил он.
— Он у моей матери.
— Я имею в виду завтра. Он же с завтрашнего дня уже должен начать заниматься шведским в школе. В Сигтуне.