— Когда вы посылали машину доставить эти материалы во Фредериксхольмскую гимназию?
— Думаю, в пятницу…
Майер резко дернулся, уперся руками в стол, нагнулся к самому лицу Скоугор и отчеканил:
— Нам ваши догадки ни к чему! Девушка мертва. Мы должны знать…
— Мы ничего не таим, — перебил его Хартманн. — Мы хотим помочь. Но в три часа ночи нам не получить ответы моментально.
— Нанна Бирк-Ларсен была задействована в вашей агитационной работе? — спросила Лунд.
— Нет, — моментально выпалила Скоугор. — Ее нет ни в одном списке.
— Как быстро вы это узнали, — заметил Майер.
— Вы же хотели побыстрее.
Вернулся Вебер:
— Секретарь предвыборного штаба сейчас в Осло.
— К черту Осло! — вскричал Майер. — Речь идет об убийстве. Нам нужны ответы.
Вебер сел, приподнял бровь в ответ на выпад Майера, посмотрел на Лунд. «Прощупывает иерархию, — отметила она про себя. — Не глуп».
— Да, и поэтому я поговорил с охраной. Ключи забирала Рикке Нильсен в пятницу.
— Кто она такая? — спросила Лунд.
— Рикке возглавляет нашу команду волонтеров, — пожал плечами Вебер. — Каждый, кто хочет, может поучаствовать в кампании. Мы рады любой помощи, когда своих сил недостаточно.
Он кинул взгляд на Майера, который мерил комнату шагами: руки в карманах брюк, нахохленный, похожий на забияку-петуха.
— Вы дозвонились до нее? — спросил он.
— Нет. Должно быть, она организует развозку плакатов.
Майер с сарказмом кивнул:
— Должно быть?
— Да, как я уже сказал. Контроль за тридцатью водителями — большая работа.
— Хватит! — Майер снова подскочил к столу. — Убита девушка, а вы сидите здесь, как будто вас это не касается.
— Майер, — сказала Лунд.
— Мне нужны ответы! — рявкнул он.
— Майер!
Это было сказано довольно громко. Он остановился.
— Позвоните в штаб, — приказала она. — Доложите Букарду о ситуации. Сообщите ему, что мы будем опрашивать волонтеров.
Он не двинулся с места:
— Букард уже давно в постели…
Она со значением посмотрела ему в глаза:
— Выполняйте.
Он отошел к окну.
— Есть ли у вас какие-то соображения о том, где сейчас эта женщина? — спросила Лунд.
Вебер посмотрел в листок перед собой, что-то отчеркнул зеленым маркером:
— Скорее всего, здесь.
Скоугор взяла у него листок, пробежала глазами написанное, потом передала полицейским.
— А как же пресса? — спросила она. — Если они узнают.
Лунд недоуменно пожала плечами:
— Убита молодая девушка. Мы не можем держать это в секрете.
— Вы нас не поняли, — пояснил Хартманн, — речь идет о нашей машине. Если она как-то замешана, мы должны сделать официальное заявление, чтобы никто не обвинил нас в том, что мы что-то скрываем.
— Никаких публичных заявлений до окончания расследования, — потребовала Лунд. — Обсуждать детали дела можно только со мной.
Скоугор поднялась, размахивая руками:
— Мы готовимся к выборам! Мы не можем допустить кривотолков!
Лунд отвернулась от нее к Хартманну:
— Информация, которую вы нам сейчас предоставили, является конфиденциальной. Если вы решите обнародовать ее и тем самым поставить под угрозу ход расследования, я не могу вас остановить. Однако не забывайте о последствиях, а они будут, я вам обещаю, Хартманн.
Вебер кашлянул; Скоугор умолкла. Майер выглядел довольным.
— Риэ, — наконец сказал Хартманн, — я думаю, мы можем подождать. При условии… — Просительная улыбка мелькнула на его губах.
— При каком условии? — спросил Майер.
— При условии, что вы предупредите нас, когда соберетесь общаться с прессой. Так, чтобы мы могли работать вместе. И быть уверенными, что все правильно.
Он сложил руки на груди. Рубашка того же цвета, что и предвыборный плакат за спиной. Все здесь было продумано и скоординировано. Спланировано.
Лунд достала визитку, вычеркнула свое имя, вписала вместо него имя Майера.
— Завтра утром позвоните Яну Майеру по этому номеру, — сказала она. — Он будет держать вас в курсе.
— А разве не вы? — спросил Хартманн.
— Нет, — ответила Лунд. — Дело ведет он.
Вебер ушел вслед за полицейскими. Скоугор все еще кипела негодованием:
— Что, вообще, происходит, Троэльс?
— Понятия не имею.
— Если мы что-то скроем, а журналисты потом пронюхают об этом, они разнесут нас в клочья. Они обожают такие истории.
— Мы ничего не скрываем. Мы делаем то, о чем просит полиция.
— Да никто об этом и не вспомнит.