Шуберт помрачнел, и Джэсон понял, что говорит он не столько о Моцарте, сколько о самом себе.
– Большинство людей боится думать о собственной смерти, – продолжал Шуберт, – но стоит осознать ее близость, как сознавал Моцарт, как сознают некоторые из нас, и все становится ужасным. Весьма вероятно, что подобные мысли ускорили его конец. Он сам его ускорил. Некоторых из нас ждет та же участь.
– По-вашему, Сальери никак не причастен к смерти Моцарта? – спросил Джэсон. – Даже если он лишился рассудка? И признал свою вину?
– Люди склонны чувствовать себя виноватыми. А у Сальери есть на то все основания. Что же касается его безумия, то для иных из нас до него всего один шаг.
– Вы верите в его безумие, господин Шуберт?
– Я верю, что у каждого есть свой предел. Просто он достиг своего раньше остальных.
Друзья Шуберта подошли к их столу. Джэсон был не в настроении обмениваться любезностями, к тому же он сразу распознал в них дилетантов, пусть одаренных, но все же дилетантов, всегда окружающих настоящий талант, как рабочие пчелы матку.
Попрощавшись, они стали пробираться сквозь толпу посетителей к выходу. Перед ними образовалось нечто вроде стены, сквозь которую они с трудом пробирались. Уже у самых дверей кто-то рядом с Джэсоном оступился и толкнул его. Какой-то пьяный, решил он, но человек вежливо извинился; чей-то насмешливый голос сказал: «Шуберт, политикан из таверны!» Джэсон обернулся. Говоривший исчез в толпе. И в этот момент Джэсон почувствовал, как чья-то рука коснулась его груди. Нет, видимо, это просто игра воображения.
Уже поднимаясь по лестнице своего дома на Петерсплац, он вдруг обнаружил пропажу денег. Деньги, лежавшие у него во внутреннем кармане, бесследно исчезли.
Шиндлер распрощался с ними еще на улице и обращаться к нему за помощью было поздно. Джэсона осенило:
– Человек, толкнувший меня, оказался просто карманным вором, а другой в это время отвлекал мое внимание. Случилось нечто ужасное, Дебора, все деньги украдены!
– Неужели ты взял с собой все? Ведь это неразумно!
– Почти все. После того, как Эрнест Мюллер беспрепятственно проник к нам в квартиру, я боялся оставлять деньги дома.
– А может, ты их потерял?
– Нет. – Он снова проверил карманы. – Пусто. Все до последней монеты.
Стараясь скрыть волнение, Дебора занялась туалетом, а Джэсон решил вернуться в кафе. Дебора боялась оставаться одна, не позвать ли Ганса или госпожу Герцог, подумала она, но отказалась от этой мысли и, закутавшись в одеяло, улеглась в постель, дрожа нервной дрожью и с трудом сдерживая слезы.
Джэсон почти бегом добрался до кафе. Его удивила темнота, царящая на улицах. Было уже за полночь, и он не мог отделаться от чувства, что кто-то следует за ним по пятам. Кафе было погружено во тьму.
Он покидал Америку с двумя тысячами долларов в кармане, полученными за гимны, а теперь от этой крупной суммы ничего не осталось. Он попал в ловушку, ему казалось, что эти розыски поглотили большую, лучшую часть его жизни.
Придя домой, Джэсон постарался скрыть свое мрачное настроение. Дебора зажгла все огни, выбежала к нему навстречу и бросилась в объятия, сотрясаясь от рыданий. Джэсон не знал, чем ее утешить. Он понимал, что вокруг них все теснее смыкается зловещее таинственное кольцо.
27. Без упреков и осуждения
Джэсон решил немедленно сообщить Губеру о краже денег и заодно испросить разрешения на поездку в Зальцбург.
После обычной мзды их немедленно провели в кабинет начальника полиции, и на этот раз Губер обошелся с ними чуть ли не любезно и даже предложил вина. Подобного жеста от Губера Джэсон не ожидал.
Дебора посоветовала сначала получить согласие на посещение Зальцбурга и лишь затем рассказать о краже и о полицейском инспекторе, чтобы не разгневать Губера. Но Джэсон, позабыв об осторожности, сразу рассказал о случившемся.
– Все это произошло на глазах у полицейского инспектора, – закончил он.
Губер, лениво развалившийся в кресле, при этих словах сразу выпрямился. Взгляд его серых глаз сделался холодным, улыбка исчезла с лица, и он резко спросил:
– Откуда вам известно, что там был полицейский инспектор?
– Мне сказал это господин Шуберт, композитор. Губер сделал презрительный жест.
– Этот человек следил за нами как настоящий шпион. Губер рассмеялся.
– Если бы мой человек за вами следил, вы бы никогда этого не заметили. – Предположение, что его люди могли быть замешаны в краже, Губер считал для себя оскорбительным.
– Он определенно за кем-то следил, – настаивал Джэсон.
– Возможно, за Шубертом. Шуберт политически неблагонадежен.
Дебора видела, что Губер начинает раздражаться, но сидела молча, исполненная решимости ничем не огорчать Джэсона и не вступать в разговор.
– И к тому же меня обокрали, по-видимому, в кафе, – повторил Джэсон.
– По-видимому, в кафе? Вы даже не знаете, где это случилось?
– Я почти уверен. В кафе меня кто-то толкнул.
– Возможно, один из дружков Шуберта. Шуберт водится с плохой компанией. Он знает о краже?
– Я с тех пор его не видел.
– А может, он сам обокрал вас? Он ведь нищий. Он вечно нуждается.
– Шуберт платил за все сам, – возмущенный насмешливым тоном Губера, Джэсон старался держать себя в руках.
– Чтобы завоевать ваше доверие, не иначе.
– Нет. Если кто и причастен к воровству, так это инспектор. Разве он не простой смертный?
Губер с такой силой ударил по столу, что фигура Венеры опасно закачалась.
– Как вы смеете делать подобные намеки, Отис?
– Какие намеки, господин Губер? – с невинным видом проговорил Джэсон.
– Что мои люди могут быть замешаны в столь грязном деле? Мы служим престолу. И ответственны только перед князем Меттернихом и перед императором.
– Я не сомневаюсь, что он сделал это без вашего ведома.
– Вот как!
– Лишь поэтому я и довел все это до вашего сведения. Я подумал, что вы наверняка постараетесь исправить ошибку, господин Губер.
Губер винил на этот раз самого себя. Он сделал нечто непростительное: потерял самообладание. Нужно держать себя в руках. Под маской безразличия он скрыл ненависть к этому юнцу, который, пусть на мгновение, но заставил его выйти из себя. Этот Отис настолько глуп, что даже не догадался сделать ему подарок, в то время как своим покровительством другим людям он заработал немало дорогих безделушек – никто в Вене не может похвалиться столь великолепной коллекцией драгоценных табакерок, какой владел он. Что же, они еще поплатятся за свое невнимание, решил Губер, он об этом позаботится. Он им покажет, кто гут хозяин; хозяин и слуга – на этом держится мир и нельзя допускать, чтобы сей порядок пошатнулся.
Губер сидел за столом с бесстрастным выражением, в то время как в голове у него созревало множество мыслей. Теперь он не сомневался, что американцы встретились с Шубертом с одной целью: поговорить о Сальери. Ну, кого может заинтересовать неудачник, подобный Шуберту! Может быть, они хотели брать у него уроки, но Шуберт не имел необходимую для этого репутацию. Если в краже действительно участвовал один из его людей, то ему не сносить головы. Губер не терпел подобной беспечности, бессмысленных и неоправданных поступков. Если американцы, как он подозревает, люди опасные, он им приготовит куда более искусную ловушку. В его распоряжении имеются вполне надежные осведомители, готовые сообщать ему о каждом их шаге, со злорадством подумал Губер, осведомители, которые побоятся его обмануть. Он гордился своим умением терпеливо выжидать. И своей сообразительностью. Он сумеет провести даже этих богатых американцев. Уличить их в действиях, направленных против государства. Губер повеселел от этих мыслей.