— Ми-ка-эль, — пропела она низким голосом, произнося его имя в три слога.
— В один прекрасный день ты нарвешься на пулю, — сказал Шейн и шагнул к ней.
Глава 5
— Я и так уже подранок, Микаэль, — усмехнулась Кармела Таун и протянула к нему руки. Губы у нее были сухие, горячие и жесткие. Десять лет сильно изменили ее. Когда-то это была длинноногая девчонка с какой-то особой, затаенной красотой, рвущейся из-под спуда и вспыхивающей порой в ее черных глазах. В том юном существе бурлили жизнь и страсть. Сейчас ее стройная фигура была слишком худой, напряженной, лицо осунулось, красные пятна на щеках придавали ему лихорадочный вид, но глаза все так же сверкали неестественным блеском. По ней сразу было видно, что эта женщина давно уже много пьет и мало ест и спит.
Шейн высвободился из ее объятий, и руки ее упали вниз, крепко вцепившись в его ладони.
— Ты всегда так врываешься в собственную комнату? — спросила она.
— Как ты сюда попала?
— Сунула деньги коридорному. Он спросил, не миссис ли я Шейн, я сказала «нет», и он этим явно довольствовался.
Шейн высвободился из ее рук и пошел закрыть дверь.
— Ты пролила мой коньяк. В наши дни его не так легко доставать, — холодно заметил он.
— Прости. Не так уж много я пролила, Микаэль.
Она снова уселась в кресло и достала из сумочки сигарету, сунула ее в рот и посмотрела на Шейна в ожидании огня. Шейн зажег спичку, она прикурила и глубоко затянулась, выпустив струйки дыма через нос. Откинув голову и заглянув ему в глаза, она сказала:
— Сколько воды утекло, — и замолчала, словно ее покинула смелость.
Шейн кивнул и задул спичку. Присев на край кровати, он спросил:
— Откуда ты узнала, что я здесь?
— Прочитала во «Фри пресс». Потом я видела, что ты приходил к папе утром.
— Я про отель.
— Ты здесь останавливался десять лет назад. Я решила рискнуть и спросила внизу. — Кармела сделала нетерпеливый жест рукой. — Ты видел Ланса?
— За десять лет ни разу.
Шейн потянулся за бутылкой, стоящей на тумбочке у кровати, и налил себе коньяку. Кармеле он не предложил. Она словно не заметила; ее большие черные глаза неотрывно смотрели на него.
— Он здесь, — сказала она.
— В Эль-Пасо?
Она кивнула:
— Я видела его три дня тому назад в центре. Он меня не заметил; ехал с девушкой-мексиканкой, обычной мексиканской шлюшкой, которую подцепил, должно быть, в Хуаресе на Калле-дель-Диабло. Выглядит он ужасно, — почти беззвучно закончила она.
Шейн поднял свой стакан:
— Интересно, что с ним, — и, немного помолчав, спросил: — Ты видела его после возвращения из-за границы?
— Нет. Он уехал из города и никогда не писал мне, Микаэль, — произнесла она словно сквозь сон.
— Чему тут удивляться, — сердито отозвался Шейн. — Ланс не из тех, кто приползает на коленях после того, как ему врезали по зубам.
— Я знаю. — Верхняя губа у нее чуть задрожала, и в глазах сверкнул прежний огонь, который Шейн видел много лет назад. — Я возненавидела сама себя за то, что сделал со мной папа. Но ведь я была молода, Микаэль. Для меня он всегда был богом. Мать у меня испанка, ты же знаешь. Она научила меня, что женщине следует уступать.
Шейн оставил без внимания жалобные нотки в ее голосе и нетерпеливо спросил:
— Ты знаешь, где был Ланс, чем занимался?
— Слышала, будто он уехал в Китай, а потом в Германию. Как-то мне звонил Нил Кокрейн и сказал, что слышал по коротковолновой программе пропагандистскую передачу Ланса из Берлина. Я не поверила, но позже он прислал мне вырезку из газеты, где Ланс упоминался среди американских журналистов, перекинувшихся к Гитлеру.
Шейн мрачно уставился в свой стакан и молча слушал. Кармеле, видать, надо было выговориться. Уж слишком много чего накопилось за эти годы.
— А сейчас Ланс вернулся в Эль-Пасо, — продолжала она грустно. — Он постарел, и вид у него отчаявшегося неудачника. Я думала, ты виделся с ним, что ты из-за этого и приехал.
Шейн взъерошил свою рыжую шевелюру и не без сарказма заметил:
— Если ты читала «Фри пресс», то должна знать, что я приехал помочь твоему отцу занять кресло мэра.
— Он совсем другого мнения. — Впервые с момента, когда Шейн ворвался в номер, в голосе Кармелы послышались веселые нотки. — Слышал бы ты, как он рвал и метал после твоего ухода.
— После того как я настоял на вскрытии, показавшем, что солдата убили, — пробурчал Шейн, — он должен быть благодарен мне.