— Не понимаю.
— Джеф Таун, — не сдавался Шейн. — Разве он не звонил вам насчет меня?
Она с нескрываемым удивлением покачала головой:
— У меня нет телефона, сеньор.
— Я хотел сказать, что он должен был заехать и предупредить вас или прислать записку. Во всяком случае, он хотел, чтобы я поговорил с вами. — Шейн извлек из своего арсенала самую обворожительную улыбку.
У нее были темно-карие, чуть подернутые поволокой глаза. Она стояла и смотрела на него с обезоруживающим спокойствием, и по ее виду невозможно было понять, о чем она думает, и думает ли она вообще. Одета она была скромно и в то же время с особым изяществом, свойственным женщинам ее народа. Шейн подумал, что, может быть, Кармела ошибается насчет ее связи с Джефферсоном Тауном, но все же сделал шаг вперед со словами:
— Позвольте мне войти, чтобы мы могли поговорить.
Она отступила и дала ему войти в дом.
Шейн вошел в маленькую прихожую без ковра, а оттуда она провела его в уютно обставленную комнату, слабо освещенную из-за полуопущенных венецианских жалюзей на окнах. Это было скорее бунгало с оштукатуренными стенами, и внутри было очень прохладно. У подножия поместительных кресел лежали индейской работы коврики, а на буфете и большом столе стояли замечательные образцы индейской керамики. Шейн стоял посредине комнаты и с любопытством оглядывался. Женщина присела в кресло-качалку и пригласила его сесть рядом. Ее безмятежность удивительно гармонировала со спокойствием и уютом обстановки.
— Ваше имя Моралес? — спросил Шейн.
— Да, сеньор.
— Миссис Моралес?
Она наклонила голову в знак согласия.
— А где ваш муж, миссис Моралес?
— Он уже десять лет как умер. — Она смотрела на него спокойно. — Почему вы задаете такие вопросы?
— Чтобы удостовериться, что вы та женщина, к которой меня послал мистер Таун. Вы не признались, что знаете Тауна.
Она чуть заметно повела плечами, но смуглое лицо оставалось непроницаемо.
Шейн уселся перед ней и сказал как можно убедительней:
— Я хороший друг мистера Тауна, а у него неприятности. Вы могли бы помочь ему, если бы поговорили со мной.
— Не думаю, что у него неприятности, — все так же спокойно возразила она.
— Вы читаете газеты, миссис Моралес?
— Нет, сеньор.
— И не слушаете радио?
— Нет, сеньор.
— И не разговариваете с соседями?
Она покачала головой с гладко зачесанными назад черными волосами:
— Я только хожу на рынок до полудня. Все остальное время дома.
В ее голосе прозвучало столько достоинства и смирения, что Шейну открылась вся ее жизнь, обреченная на уединение ради благополучия Джефферсона Тауна.
— В таком случае вам неизвестно, что два дня назад мистер Таун убил человека здесь, на вашей улице? — с изумлением спросил Шейн.
Она снова покачала головой:
— Я ничего этого не знаю, сеньор.
— Это был несчастный случай, — пояснил Шейн, — но его политические противники пытаются извлечь из этого выгоду. Надеюсь, вы знаете, что он баллотируется в мэры.
— Да, сеньор.
На одно мгновение на лице ее отразилась боль, но тут же погасла.
— Он переехал тело человека, поворачивая на вашу улицу с Лотона, — продолжал Шейн. — Мы считаем, что этого человека подложили туда его враги с расчетом, что он на него наедет. Я пытаюсь помочь ему. Для этого мне надо выяснить, кому могло быть известно, что он собирается навестить вас во вторник вечером. Вы понимаете?
— Я понимаю, сеньор.
— Он всегда приезжал в этот день?
— Иногда я знаю, когда он приедет, иногда не знаю.
— А как насчет прошлого вторника? — упорствовал Шейн. — Вы его ждали в этот вечер, так ведь?
— Не помню, сеньор.
— Быть того не может, — не поверил Шейн. — Если вы ждали его и он не приехал, вы бы помнили.
— Может, сеньор и прав. — Лицо ее было абсолютно бесстрастно.
— У него серьезные неприятности, — не сдавался Шейн. — Если вы не поможете мне, он может проиграть на выборах.
Губы ее чуть заметно дрогнули.
— Это было бы обидно. — Она произнесла это бесцветным голосом и поднялась, давая понять, что разговор закончен.
И тут до Шейна дошло. Она боялась, что Таун будет избран. Ведь стань он мэром, и его визиты к ней прекратятся. Она любит его, с удивлением подумал Шейн. Боже мой, так оно и есть! Она любит его и боится потерять. Он с неохотой поднялся. Обидно было бросать дело на полпути, но тут ничего не поделаешь. Спрашивать дальше бесполезно. Он пошел не спеша к выходу и вдруг заметил на буфете рамку с фотографией невероятно красивой девочки. Пухленькое округлое личико было совсем детским, но чувственные губы и огонь, тлеющий в черных глазах, указывали на недетскую зрелость. Никаких сомнений не было, что это та девушка, которую Шейн видел в полицейском управлении. Шейн подошел к буфету и как можно вежливее спросил: