Ева спокойно раскрыла их, пробежала глазами статьи, пока Лепра вытирал повлажневшие руки. Она заговорила вполголоса:
– Его нашли вчера… Консьержка заметила свет в кабинете.
– Там Борель?
– Да, Борель. Судебный медик определил время убийства… в субботу между восемью и десятью часами вечера… Посмотрим последнюю страницу… а, вот… У него дома был произведен обыск. В квартире кто-то побывал до полиции, рылся в вещах. Это заметил бы каждый… Они нашли ключи…
– Ну? Что дальше?
– Ничего. Борель считает, что убийца искал что-то на улице Камбон, но не нашел. Поэтому отправился на Сент-Опостен… Сам читай.
– Да нет, зачем.
– В общем, ничего они не узнали, – заключила Ева. – Много воды, биография Мелио, соболезнования…
– Это добрый знак.
Ева грустно улыбнулась.
– Да, это скорее добрый знак, как ты говоришь. По крайней мере пока.
– Раз пластинок больше нет… – начал Лепра и запнулся.
– Ну-ну, продолжай.
– Ну, так я не понимаю, почему бы нам не жить нормально, как раньше.
– Ну ты даешь… – сказала Ева.
Они расстались около вокзала, и Лепра пошел домой работать. Вечерние газеты дали дополнительную информацию. Лепра тут же позвонил Еве.
– Ты читала?
– Еще нет. Там что-то новое?
– Кое-что есть. Полицейские установили, что ничего не было украдено, и думают, что все это просто инсценировка. Вспоминают, что к Мелио захаживали люди из самых разных слоев общества, и намекают, что следствие обещает быть долгим.
– И все?
– В общем, да… Вспоминают, конечно, про смерть твоего мужа, но так, походя…
– Я тебя увижу сегодня?
– Если хочешь.
Они снова пошли в ресторан. Как могли оттягивали момент возвращения, одиночества, тишины, горьких мыслей. Назавтра Лепра поспешно оделся и ринулся в ближайший книжный магазин.
«Новое в деле Мелио… По следу убийцы…»
Страницы пестрели заголовками, перерезавшими все пути к отступлению. Будущего не существовало. Лепра пошел назад, но был так поглощен чтением, что прошел свой подъезд и, подняв голову, подумал было, что заблудился. По его виду Ева сразу поняла, что произошло что-то серьезное.
– Прочти сама, – сказал он. – Так будет лучше.
Статья была краткой.
«Сегодня ночью полиция выслушала шофера такси, чьи показания направят расследование по неожиданному пути. В тот вечер, когда было совершено преступление, к нему в машину неподалеку от Елисейских полей села элегантно одетая женщина. Он отвез ее к магазину пластинок на улицу Камбон. Было около десяти часов. Шофер не рассмотрел свою пассажирку, но его поразил ее грудной голос, „как у некоторых певиц на радио“. Комиссар Борель от комментария отказался».
Ева медленно откинулась на подушки. Взяла пачку сигарет.
– На сей раз попались, – сказала она.
– Может, и нет, – вяло возразил Лепра.
– А чего тебе еще надо?
Она курила, уставившись в потолок.
– Как все-таки жизнь бывает отвратна, – проговорила она спокойно. – Из-за этого таксиста меня наверняка арестуют. И обвинят во всем…
Лепра молчал.
– Борель упрекнет меня, что я лгала с самого начала. Припишет мне какие-то гнусные намерения…
– Найдется с десяток певиц с грудным голосом.
– Так ты советуешь мне все отрицать, когда меня будут допрашивать?
– Естественно.
– Это все, что ты мне можешь предложить?
– Боже мой, да что еще…
– Ладно, не усердствуй…
Она откинула ногой одеяло, встала и направилась к туалетному столику.
– Ева, я хотел бы… – начал Лепра.
– Что? Чего бы ты хотел?
Ее тон был столь агрессивен, что вся доброжелательность Лепра мгновенно улетучилась. Он застыл. Ева смотрела на него таким взглядом, словно видела впервые.
– Не трать времени попусту, – продолжала она ровно. – Ты должен работать… оставь меня… Садись там, в гостиной, ладно? И порепетируй прелюдии, доставь мне удовольствие… А все остальное… это уж мое дело.
И она поцеловала его в висок.
– Можно подумать, я должен перед тобой извиняться.
– Кто знает…
Она подтолкнула его за плечи и закрыла дверь. Лепра начал механически играть, потом всецело отдался музыке, как в лучшие свои минуты. Когда музыка завладела им, он почувствовал, что он вовсе не злодей, что ни в чем не виноват и вообще… остальное – дело Евы, она права. Его задача играть, а не отвечать на вопросы полицейских. В конце концов он почти позабыл о Еве и вздрогнул, когда она положила руку ему на плечо.
– Ты чудо, – прошептала она ему на ухо. – Как тебя не любить!
– Увы! – усмехнулся он.
– Увы! – повторила она серьезно. – Продолжай. Я пойду к парикмахеру. Буду ждать тебя у Мариньяна, пообедаем там.
Она ушла, и он не огорчился. Он начал импровизировать одной рукой… и тут же вспомнил Фожера. Ведь он играл на его инструменте. Может, именно в этой комнате Фожер записывал пластинки?.. Значит, этот кошмар никогда не кончится. Он подносил сигарету ко рту, когда задребезжал звонок. Почта. Что такого, в этот час всегда разносят почту. Надо открыть. Почему же тогда трудно дышать, почему пылают щеки? Он бросил сигарету и вышел в прихожую. Консьержка дала ему пачку писем и газет.
– Подождите, тут еще пакет.
Лепра узнал бумагу, почерк, штемпель… Ну что ж! Это похоже на фарс, ведь Мелио мертв. Прижав пакет к груди, Лепра с трудом, еле-еле, словно ему вспороли живот, дотащился до гостиной. Стены вокруг ходили ходуном. Он опустил свою ношу на стол и сел. Он слышал только собственное дыхание, и его все больше охватывал ужас. Нет, это невозможно… или что-то перевернулось в этом мире. Мелио умер. Он же точно знает, что Мелио умер… Пакет такой же, как остальные, столь же безобидный на вид, но Лепра не решался даже пошевелиться. Если бы Ева была рядом! Но он был один, наедине с Фожером!
Он пошел на кухню, взял нож, постоял еще в раздумье, гладя на пакет, словно от него зависела его жизнь. Наконец в ярости рванул веревку и разорвал бумагу. Вынул пластинку из картонной коробки. Ноги у него подкашивались, пот обжигал веки. Фожер мертв. Мелио мертв. И снова пластинка! Он поставил ее на проигрыватель, опустил иглу, дал себе еще минуту передышки, закурил и глубоко затянулся. Он пытался придать себе более мужественный вид. Ему казалось, что за ним наблюдают. Он нажал на «пуск» и, стиснув кулаки, стал ждать.
На этот раз Фожер шел прямо к цели.
«Дорогая Ева… я дал тебе несколько дней на размышление… и я уверен, ты все обдумала… в эту минуту ты наверняка не одна… Вы слушаете меня вдвоем… Но малыш Лепра не в счет… Я обращаюсь к тебе. Я только что написал письмо прокурору Республики».
Лепра затих, опустив голову в ожидании удара, который наконец добьет его. Фожер кашлянул – наверное, он курил свою горькую сигарку и в этот момент стряхивал пепел.
«Я мог бы послать это письмо, не предупредив тебя. Но ты так часто упрекала меня в неискренности… Поэтому я не хочу ничего от тебя скрывать. Вот мое письмо:
Господин Прокурор,
когда Вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. В своей смерти я обвиняю свою жену. Может, она хотела ее. Или, по крайней мере, не воспротивилась этому. Но в любом случае она жаждет моей смерти давно. Когда Вы будете ее допрашивать, она все вам объяснит. Я хорошо ее знаю. Она с удовольствием воспользуется этой возможностью, чтобы произвести на Вас впечатление. Она даже согласится на роль мученицы, только бы пострадать на глазах у всех. Меня, к сожалению, она уже давно не может удивить, и с этим уже ничего не поделаешь. Я взываю к правосудию, потому что хочу оставить последнее слово за собой. Я понимаю, это мелочно. Но я ее еще люблю, и если я сжалюсь над ней, она будет оскорблена.
Примите, г-н Прокурор, и т. д.»
Фожер сделал короткую паузу. Лепра, затаив дыхание, не отрываясь смотрел на блестящий диск. Худшее было впереди.