Тедия передёрнуло.
- Наверно, он по-своему полезен. Другом я его не считаю. Что это за мужчина, который терпит такую жену, пусть она даже дочь диктатора? К тому же, мне не нравится, когда человек берёт себе имя более славное, чем он сам. Второй Милон Кротонский, подумать только. Я спросил его, что случилось. Он ответил, что на него напала разбойничья банда.
- Банда?
- Думаю, он не хотел говорить, что произошло, поэтому и сказал первое, что пришло в голову. Надо же было как-то объяснить случившееся. Он заявил, что нападавшие обратились в бегство по направлению к Бовиллам, и часть его людей кинулась вдогонку. Посоветовал мне повернуть назад – дескать, ехать в Бовиллы опасно. Я спросил, много ли разбойников. Он сказал, что много, и все вооружены до зубов. «Так уж и много», - сказал я. Он снова стал говорить, что мне лучше вернуться на свою виллу и выехать завтра утром; но я ответил, что завтра утром у меня в Риме неотложное дело. Видя, что поворачивать назад я не намерен, он предложил мне подождать, пока вернутся его люди и сообщат, что опасность миновала. Это показалось мне разумным, и я уж хотел было согласиться, но тут Фауста Корнелия двинулась в нашу сторону со всеми своими слугами. Я лишней минуты не желал оставаться в обществе этой шлюхи, потому заявил Милону, что вполне полагаюсь на собственных телохранителей, и поехал дальше.
- Вниз, в Бовиллы?
- Да. Моя дочь… Он заколебался.
- Что с ней?
- Это не имеет отношения к тому, что тебя интересует.
- Прошу тебя, мне важна каждая деталь.
Он чуть склонил голову набок и некоторое время разглядывал меня.
- Ладно, - сказал он наконец. – Будь по-твоему. Моя дочь вдруг вспомнила, что не поднесла дара Доброй Богине. Тедия, как я уже говорил, в высшей степени благочестива. Ей казалось дурным предзнаменованием не почтить богиню в начале пути; тем более, когда впереди поджидает опасность. Она хотела повернуть назад, но я не позволил. Наверно, мне уже и самому стало любопытно узнать, что там такое, в Бовиллах; ясно было, что Милон лжёт или чего-то не договаривает. Но Тедия не успокаивалась. Когда мы приблизились к Дому весталок – их новому дому – она стала настаивать, чтобы мы заехали к ним и попросили позволить нам оставаться у них, пока посланные Милоном телохранители не вернутся из Бовилл. Я сказал ей, что не намерен искать защиты у жриц; но если она хочет, я могу оставить её у весталок и заеду за ней, когда сам побываю в Бовиллах и удостоверюсь, что опасности нет. Тедия сказала, что поедет со мной, потому что боится не за себя, а за меня. Видишь ли, Тедия моё единственное дитя и очень привязана ко мне. Видя, что меня не отговоришь, она осталась со мной.
- У самых Бовилл мы наткнулись на труп. Весь изрубленный; крови целая лужа. Я велел Тедии не смотреть; но она всё равно перепугалась и принялась уговаривать меня повернуть назад. Я не стал её слушать и велел носильщикам двигаться быстрее. Мы приблизились к харчевне. С первого же взгляда было ясно, что там произошла битва. Двери выломаны, ставни сорваны с петель. Вокруг валялись убитые. Должен признать, мне сделалось не по себе, и я прошептал молитву Меркурию. Похоже было, что здесь и вправду побывали разбойники, разграбили харчевню и перебили всех, кто там был. Но куда же подевались телохранители Милона, которые за ними гнались? Неужели они все перебиты? Или же бежали с поля боя и теперь прячутся в лесу? И куда подевались сами разбойники?
- Я велел носильщикам остановиться. Тедия помогла мне выйти из носилок. Я хотел посмотреть - может быть, кто-нибудь из этих людей ещё жив, и ему можно помочь.
- Мы подошли к тому, кто был ближе всех. Это оказался Публий Клодий.
- Ты узнал его сразу же?
В конце концов, сенатор вряд ли ожидал обнаружить там Клодия; а мёртвого, чьё лицо лишено всякого выражения, порой бывает трудно узнать.
- Ещё бы мне его не узнать, - отвечал Тедий. – Насмотрелся бы ты с моё на его выступления в сенате. – Он покачал головой. - Вот ещё один, кто взял себе новое имя, сменив гордое патрицианское Клавдий на плебейское Клодий ради того, чтобы снискать приверженность черни. Более того, отказался от патрицианского статуса и перешёл в разряд плебеев! Должно быть, его предки прокляли его из царства мёртвых. Он встретил смерть на дороге, названной в честь того, чьё имя исковеркал. Что ж, поделом ему, – заключил сенатор и умолк, глядя мимо меня в окно.
- Но ты не оставил его валяться на дороге, - сказал я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
Тедий вздохнул.
- Клодий был угрозой для республики. Его смерть – сущее благословение и для Рима, и для этой горы, которую он осквернил. Но он был сенатор, собрат. И Клавдий по крови, как бы он ни исковеркал своё имя и к какому бы сословию себя ни причислил. Негоже было оставлять его валяться на дороге, точно дохлую собаку. Да и что толку презирать того, кто уже мёртв? Я велел носильщикам забрать тело в носилки и доставить его вдове с должным уважением.