- Да очень просто. Спрашиваю Менению. Женщины всегда знают такие вещи. У них, должно быть, от природы чувство времени. Они всегда могут сказать, на каких рынках завтра будет торговля, а на каких нет; когда надо купить больше продуктов, потому что завтра праздник, и торговцы не приедут; ну, и всякое такое в том же духе.
- Значит, когда тебе нужно узнать, какое сегодня число, ты спрашиваешь у Менении?
- Ну, да.
- Даже когда пишешь важное письмо и хочешь узнать, какой сегодня день месяца?
- Да.
- И она всегда знает?
- Всегда. А разве Бетесда не знает, какой нынче день?
- Вообще-то я обычно у неё не спрашиваю.
- А ты спроси. В следующий раз, когда тебе нужно будет узнать дату, просто спроси у Бетесды и увидишь.
- Только и всего – спросить жену? Подумать только, сколько же времени я потратил впустую, следя за объявлениями на Форуме и ломая голову над подсчётами…
Мы оба засмеялись.
- Значит, – продолжал я, - если сегодня и вправду сорок первый день…
- А вот чего я не понимаю, - перебил Эко. – Как жрецы определяют, сколько дней должно быть в этом году в интеркалярии? И зачем каждый раз менять количество дней в феврале?
- Определяют по движению звёзд, фазам луны, продолжительности каждого времени года и так далее. Каждый следующий год всегда хоть чем-то, да отличается от предыдущего. Один цикл длиннее, другой короче, поэтому раз в два года приходится добавлять дополнительный месяц.
- Загвоздка в том, что не каждый раз. Иногда не добавляют.
- Бывают календари и похуже. У других народов…
- У других народов и цари есть.
- Вот уж чего в Риме больше не будет, так это царя.
- Как знать, как знать.
– Будет тебе. Наш календарь самый совершенный из всех, что есть. В нём хотя бы двенадцать месяцев.
- Не всегда. Иногда тринадцать. Как в этом году, например.
- И в каждом месяце тридцать один или двадцать девять дней.
- Кроме февраля; в нём двадцать восемь. А в этом году вообще почему-то только двадцать четыре. Ты сам сейчас сказал.
- В конце концов, дело того стоит, раз календарь более-менее соответствует смене времён года.
- Хорошее соответствие. С таким соответствием у нас праздник жатвы иной раз выпадает на зиму.
- Что правда, то правда. Я тебе больше скажу: чем дальше, тем всё запутаннее. Но думаю, без урезания февраля и введения интеркалярия было бы ещё хуже.
- Говорю тебе, в том-то и загвоздка. Жрецы почему-то объявляют о високосном месяце в самый последний момент. По идее, они за год вперёд должны знать, что в следующем году понадобится дополнительный месяц.
- Получается, что не знают.
- Говори что хочешь, папа; но по моему мнению римский календарь нуждается в серьёзном исправлении.
- Забавно, что ты это сейчас сказал. В последнем письме, которое я получил от твоего брата. Метон пишет, что Цезарь такого же мнения. Это один из его проектов – пусть не самый значительный, но Цезарь с ним носится. На досуге, в промежутках между уничтожением непокорных галлов и диктовкой мемуаров на марше, командующий любит поговорить о мерах по улучшению римского календаря.
- Изменить римский календарь? Для этого понадобится царь, никак не меньше.
Он, конечно, шутил; но мне стало не по себе.
- Никогда не говори так, Эко. Даже в шутку не говори.
- Извини, папа. Я не хотел.
- Как бы то ни было, если Цезарю удастся привести календарь в порядок, мы с тобой, по крайней мере, сможем сами определять, какой сегодня день.
- Не спрашивая своих жён?
- Самостоятельно. Итак, если прошло…
Знакомый скрип двери, донёсшийся сверху, заставил меня затаить дыхание. Сидя на земле, я испустил тихий стон и скорчился, опустив голову и обхватив живот руками.
За скрипом двери последовал скрип открываемой решётки. Вниз скользнула верёвка с привязанной корзиной, от которой пахло хлебом. Эко отвязал её и привязал пустую корзину, оставшуюся со вчерашнего дня.
Я снова издал сдавленный стон, делая вид, будто сдерживаюсь изо всех сил. Гражданину не подобает показывать слабость рабу своего врага.
- Что это с ним? – донёсся голос сверху.
- Тебе-то что? – угрюмо спросил Эко.
Я сидел с опущенной головой, хотя мне и очень хотелось взглянуть наверх, чтобы увидеть, какое лицо сделалось у человека наверху. Впрочем, скудный свет, проникающий сквозь прорехи в крыше, и не позволял толком разглядеть лица наших тюремщиков. Только неясные силуэты.
- Может, выльешь ведро? – попросил Эко.
- Я же только вчера выливал.
- Что тебе стоит?