- Ладно, - буркнул сторож и снова спустил верёвку. – Привязывай.
Эко привязал ведро. Медленно, осторожно человек сторож поднял его, отвязал и шагнул к выходу. Я слышал, как он пробормотал.
- Это ещё что?
Затем наступила пауза. Я представил, как стиснув зубы и зажав нос, он с отвращением всматривается в содержимое ведра. Стало светлее – это наш сторож распахнул дверь. До нас донеслись отдалённый голоса – человек переговаривался со своим товарищем. Потом раздался звук выплеснутой из ведра жидкости.
Чуть погодя сторож вернулся и спустил нам на верёвке пустое ведро.
- С ним всё в порядке? – спросил он Эко, кивая на меня.
Я снова застонал.
- Уйди, - мрачно сказал Эко.
Звук удаляющихся шагов. Стук захлопнувшейся двери. Выждав немного на всякий случай, я тихонько спросил у Эко.
- Как по-твоему, они клюнули?
- Думаю, да. Во всяком случае, я бы клюнул.
Мы оба поглядели на едва заметный холмик, скрывавший тело крысы, которую Эко убил нынче под утро. Её-то кровь мы и добавили в ведро, служившее нам отхожим местом.
- Думаешь, нам удастся поймать ещё одну? – спросил я.
- Даже средь бела дня, - уверил меня Эко.
Глава 23
Я открыл глаза.
Ночь. Ни зги не видно. Темно, холодно, сыро и затхло. Где я?
Ах, да. В яме. В яме, где мы с Эко находимся уже сорок с чем-то дней. Где один день похож на другой. Где ничто никогда не меняется. Вернее, не менялось – до сих пор.
Что-то не так. Здесь кто-то есть. Кто-то ещё, кроме нас с Эко. Я чувствовал его присутствие – или их присутствие? Оно-то и разбудило меня. Может, то был звук; может, чьё-то дыхание, ветерок от движения, чужой запах…
Точно, запах. Запах чеснока, примешавшийся к ставшей уже привычной ночной сырости, запаху земли и вони от отхожего ведра. Застарелый, въевшийся намертво. Дыхание было насыщено им; он исходил из пор кожи.
Меня бросило в жар. Кто ест чеснок? Гладиаторы. Считается, что чеснок придаёт им силу. Ага, такую, что одно их дыхание сбивает противника с ног. Старая расхожая хохма.
По лбу заструился пот. Я отёр его рукавом туники – грязной, засаленной, вонючей туники, которую носил уже сорок с лишним дней. Теперь я отчётливо слышал чужое дыхание – громкое; громче даже, чем стук моего сердца. Кто здесь? И как они сумели спуститься в яму неслышно? Между прутьями решётки человеку ни за что не пролезть. Нас с Эко спустили сюда через люк, который потом больше не открывали. Его крышку удерживает тяжёлая цепь; она непременно загремела бы и разбудила бы нас. Да и заржавленные петли обязательно бы заскрипели. Так как же они сюда пробрались?
И тут я понял, как. Где-то глубине полыхнуло, и я увидел расщелину в стене – сама земля разверзлась, чтобы впустить в яму наших незваных гостей. В красноватом свете, пробивающемся из расщелины, маячили два силуэта, громадных и громоздких, делающихся всё больше по мере того, как они приближались. Они, должно быть, явились сюда из самого подземного царства Плутона…
Эко беспокойно зашевелился и поднял голову.
- Папа? Что…
Я торопливо коснулся его губ, призывая к молчанию. Слишком поздно. Те двое нас уже заметили. Свет из расщелины залил всю яму, осветил окровавленные мечи в их руках и их отвратительные, уродливые лица. Как могут выглядеть те, кто убивал десятками, сотнями, без колебаний и жалости, кто упивался собственной жестокостью, кто наслаждался тем, что лишал других жизни? Только как Евдам и Биррия. Конечно же, это они. Вот они стоят перед нами, смотрят с дурацкими улыбками, делающими их почти смешными. Какая злая шутка богов, если две эти мерзкие рожи будут последним, что мне суждено увидеть в этом мире…
Или же…
Нет, не смей даже думать об этом! Но почему? Пока ты жив, есть надежда. Цепляйся за неё до самого последнего мига, не упускай, вцепись намертво. Боги более пятидесяти лет развлекались, наблюдая за мелкими перипетиями твоей жизни – так почему бы им лишать себя развлечения именно сейчас? Подумай, Гордиан: разве может смертный знать, кто ему друзья и кто враги? Возможно – возможно – Евдам и Биррия явились сюда не убить вас, а спасти? Да, спасти – освободить из этой ненавистной ямы?
Гордиан! Пусть ты безоружен, но у тебя осталась твоя гордость. Встань. Выпрямись во весь рост, не смей сгибаться. Стой твёрдо, помни: ты свободнорождённый римский гражданин, а они лишь чьи-то рабы. Едва заметный кивок – в знак того, что ты их заметил. На мечи не смотри. Гляди им прямо в глаза. Не вздумай показать, что ты напуган. Не важно, что они выше тебя на целую голову - смотри на них сверху вниз. Не важно, что их провонявшее чесноком дыхание забивает тебе дух – не отворачивайся. Не важно, что блеск их мечей заставляет тебя холодеть от страха – не дрогни ни единым мускулом. Что же ты дрожишь, как осенний лист, Гордиан?