- Колёсики внутри колёсиков, - пробормотал Эко.
- Уж лучше так, чем одно большое колесо, движущее весь мир – чего хотелось бы некоторым, - отвечал Цицерон. – Но я не могу терять времени. В любой день Цезарь может оставить Равенну и двинуться обратно в Галлию. Носятся слухи о начавшемся там восстании. Возглавляет его какой-то галл с их типичным именем, которое не выговоришь, языка не сломав. Как его, Тирон?
- Верцингеторикс, - без запинки произнёс Тирон. В отличие от патрона, он был совершенно трезв.
- Да. Так что, сами видите, у меня нет времени отвлекаться на поиски – как ты сказал, Эко? Полуразвалившейся конюшни посреди заброшенного поля. И вам бы я тоже не советовал. Не искушайте Фортуну. Со мной вам ничего не грозит. Вы будете обеспечены всем необходимым. Поезжайте со мной в Равенну, а потом мы вместе вернёмся в Рим.
- Мы должны завтра же двинуться в Рим, - мрачно сказал Эко. – Там же Бетесда и Менения места себе не находят. Для них каждый лишний день…
- Но ведь у тебя в армии Цезаря брат, верно? – спросил Цицерон. – Твой младший, Гордиан – его, помнится, зовут Метон. И он тоже не находит себе места. Ведь ваши родные наверняка успели написать ему о вашем исчезновении. У вас есть возможность повидать его прежде, чем Цезарь со своим войском снимется с лагеря и двинется на север. Так что сами видите, вам будет лучше ехать со мной. Но уже поздно. Всем пора спать, если мы завтра хотим выехать рано. У тебя усталый вид, Гордиан. А Эко зевает вовсю. Я позаботился, чтобы этой ночью вы спали на хорошей мягкой постели в отдельной комнате, самой лучшей из всех в этой харчевне. Думаю, спать вы будете как убитые.
Цицерон оказался прав.
Глава 25
Ставка Цезаря находилась в большой вилле на окраине города, окружённой множеством палаток и на скорую руку возведённых построек. Всякий военный лагерь напоминает маленький город, рассчитанный на обслуживание большого количества молодых здоровых мужчин, наделённых отменным аппетитом, и обладает тремя отличительными признаками: азартные игры, присутствие большого числа проституток и грубая, щедро пересыпанная руганью речью обитателей.
Мы прибыли в Равенну вскоре после полудня. Цицерон и Тирон отправились договариваться насчёт встречи с Цезарем, а мы с Эко пошли искать Метона. Найти его оказалось нетрудно. Первый же легионер, которого мы спросили, указал нам палатку, откуда доносился шум множества голосов. Едва мы вошли, он стих; но виной тому, как тут же выяснилось, было вовсе не наше появление. Послышался частый дробный стук, а затем взрывы смеха и ругань. Здесь играли в кости. Кости использовались самые примитивные – сделанные из костей животных, пожелтевшие от времени, заточенные с двух сторон, с грубо намалёванными на четырёх гранях цифрами. Один из грудившихся вокруг стола подхватил их. Затем он выпрямился, и я узнал Метона.
С тех пор, как мой сын пошёл на службу к Цезарю, мы виделись от силы два-три раза в год, да и то лишь урывками. И перед каждой встречей я боялся, что увижу его с искалеченной рукой или ногой, лишившимся пальцев, глаза или уха; увижу, что к полученному в первой битве шраму на лице, ставшему с годами почти незаметным, прибавился новый. До сих по удача сопутствовала Метону, и хотя на теле у него и прибавилось рубцов, увечье его миновало. И каждый раз меня поражало, какой же он, в сущности, юный. Теперь ему было двадцать шесть, по всем меркам он был зрелым мужчиной. На висках поблёскивали седые волоски, и лицо приобрело коричневый оттенок. Долгие годы под палящим солнцем и пронизывающим ветром давали себя знать.
Но когда он, подхватив кости, широко улыбнулся, сквозь загрубевшие черты проглянуло лицо того самого мальчугана, которого я двадцать лет назад выкупил из рабства и усыновил. Он всегда был хорошим мальчиком – привязчивым, смешливым; озорным, но добрым и отзывчивым. Трудно было представить, что теперь он живёт тем, что убивает незнакомцев, не причинивших ему прежде никакого зла.
Военную карьеру Метон начал в шестнадцать лет, когда удрал из дому, чтобы сражаться в рядах армии Катилины. В битве при Пистории он и заработал свой первый шрам, которым гордился до сих пор. Я полагал – да чего там, надеялся – что на этом с юношеским безрассудством будет покончено. Но Метон продолжил искать себя и нашёл на службе Цезарю. По счастливой случайности, и Цезарь нашёл Метона, заметив в нём умение грамотно писать под диктовку, и сделал чем-то вроде личного секретаря. Цезарь-политик придавал первостепенное значение описанию побед Цезаря-полководца, так что секретарей ему требовалось много, и работы хватало на всех. А в последние год-два Метон выдвинулся также и в качестве переводчика, обнаружив немалые способности к усвоению галльских диалектов. Но даже при этих мирных занятиях ему нередко приходилось сражаться с оружием в руках – зачастую плечом к плечу с самим Цезарем. Страх за него никогда не оставлял меня.