Вчера я не стал рассказывать Метону о разговоре с Фульвией, потому что полагал, что разговор этот никак не связан и нашими злоключениями.
- Фульвия попросила меня выяснить, не замешан ли часом Антоний в убийстве её мужа.
- Но ведь он один из тех, кто ратует за привлечение Милона к суду.
- Это ещё ничего не доказывает.
- А разве ты нашёл хоть одно доказательство, что он соучастник?
Прежде чем ответить, я хорошо подумал.
- Ни один из видевших убийство и то, что случилось потом, ничего не говорил о Марке Антонии.
- Вот видишь. Значит, Антоний ни причём.
- Возможно.
- В конце концов, папа. Антоний храбрый солдат и мой добрый друг. Я не намерен спокойно слушать, как его называют убийцей.
- Никто его пока убийцей не называл.
- Но ты считаешь, что он вполне может им быть.
Как это сказал обо мне Цицерон? «Осторожничающий, собирающий доказательства по крохам, избегающий любых утверждений, пока все доказательства не будут у него на руках». Будем оправдывать репутацию.
- Спроси меня сейчас Фульвия, я не смогу с полной уверенностью утверждать, что доказал обратное.
- А давай спросим у него самого.
- Что?
- У него спросим.
- Вот так вот просто возьмём и спросим?
- Ну да. А что тут такого? Антоний не простак; но скрытным его никак не назовёшь. Он прямодушный, хитрить и скрытничать не умеет совершенно. Душа нараспашку. Пошли.
- Куда?
- К Антонию, куда же ещё. Он на вилле живёт. Вход с той стороны.
И не медля больше, Метон направился к вилле.
- Но, Метон, это же чистой воды безумие! – тщетно взывал я, следуя за ним вместе с Эко. – Что, по-твоему, я должен ему сказать? «Здравствуй, Антоний. Помнишь меня? Я отец Метона. И кстати, раз уж мы свиделись: не приложил ли ты часом руку к убийству Публия Клодия?»
- Ну, я думаю, ты не столь прямолинеен.
- А если он надумает выхватить меч и устроит нам хорошую пробежку, не хуже, чем Клодию тогда на Марсовом поле?
- Ты же слышал, что болтали в палатке: Антоний малость потяжелел от всех этих званых обедов в Риме. Так что, вполне возможно, он тебя и не догонит. Вот мы и пришли.
Здесь тоже у входа стоял охранник. Я уповал на то, что Антоний окажется слишком занят и не сможет нас принять; но, заслышав голос Метона, помощник Цезаря тотчас высунул голову из-за занавесей.
- Метон! – весело сказал он, расплывшись в широкой улыбке. – Ты уже обедал?
- Я уже проглотил свою дневную порцию пойла, если ты об этом.
- Всё равно, присоединяйся. Мне тут удалось кое-что стащить из общего котла. А кто с тобой? А, вижу: твой брат. И твой отец – знаменитый Сыщик.
- Знаменитый? – переспросил я, вместе с Эко проходя за Метоном за занавесь.
- Ну, или пресловутый. Как тебе больше нравится. Садитесь. Маний, ступай, займись там чем-нибудь. – Антоний махнул рукой секретарю, который тотчас же собрал таблички, стило и вышел. – Вина? Ну да; о чём я спрашиваю. Я знаю, как ты пьёшь, Метон – неразбавленное. Метон вроде меня: вода не на пользу его желудку. А вам, Гордиан, Эко?
- Мне побольше воды и поменьше вина, - сказал я. – Я довольно долго пил одну лишь воду и теперь боюсь захмелеть с непривычки. Кроме того, - добавил я тихонько, - мне, возможно, скоро придётся побегать.
- Мне то же самое, - сказал Эко.
Сказать по правде, вид у Антония был внушительный. Даже грозный. Мощный, как борец, с мускулистой шеей и широкой, выпуклой, как бочонок, грудью. Он напоминал сложением Милона, только был повыше и помоложе. Я помнил, что он года на четыре-пять старше Метона – значит, теперь ему должно быть лет тридцать или тридцать один. В профиль, из-за кустистых бровей и расплющенного носа, Антоний выглядел настоящим громилой; но стоило посмотреть ему в лицо, и впечатление начисто сглаживалось благодаря открытому, приветливому взгляду, нежному очертанию рта и округлости щёк. Говоря словами Бетесды, он был приятно красив. Такая красота завоёвывает любовь женщин и безотчётное доверие мужчин. Мой сын Антонию явно доверял.
- А когда вы приехали? – Взгляд Антония был открытым и честным. Помощник Цезаря никак не походил на коварного, расчётливого убийцу – или на человека, способного схватить людей и держать их в яме, если уж на то пошло.
- Только вчера.
Антоний кивнул, потом вдруг нахмурился.
- Погоди, вы что, приехали с Цицероном?
- С ним. Но мы повстречались уже в дороге, случайно, в одном дне пути отсюда, и дальше поехали вместе.
- Это хорошо. Значит, ты никак не связан с его миссией к Цезарю?
- Не имею к ней ни малейшего отношения.
- Мой папа и Эко прибыли сюда по совсем другому делу, - заявил Метон.