- Что они делали? – переспросил Планк. – Я тебе скажу, что они делали – сидели тихо. И не я их буду за это осуждать. Один раз им повезло вырваться от Милона; но что помешало бы ему убить их, поймай он их снова? Теперь, когда уже нет сомнений, что Милон предстанет перед судом, они заговорили. Правда не всегда выходит на поверхность сразу же; но в конце концов выходит.
- А ты уверен, что это правда? – прокричал тот же голос. – Как это так, что за всё это время вы, клодиане, не могли найти ни единого свидетеля, а теперь вдруг находите аж пятерых! Они, видите ли, случайно проходили мимо и поэтому видели всё своими глазами! Их, видите ли, держали в плену, поэтому они не могли объявиться раньше! Что-то плохо верится. Чем они докажут, что Милон держал их в плену?
Один из молчавших до сих пор товарищей Филемона подбежал к краю платформы.
- Хочешь доказательств? – прокричал он, потрясая кулаком. – Так я докажу, что в твоих жилах течёт кровь!
Обстановка стала накаляться. В толпе то тут, то там вспыхивали перепалки. Я бросил тревожный взгляд на солдат. Показалось ли мне, или они действительно подошли на несколько шагов ближе? У меня не было ни малейшего желания ждать, чем всё это кончится. Я потянул Эко за руку, он согласно кивнул, и мы стали выбираться из толпы.
- Вот мы и узнали, что это были за пленники, - сказал Эко, когда мы уже сидели в моём кабинете.
- Да. Вовсе не люди Клодия. Всего лишь мирные путники, которые мирно шли по своим делам и оказались в неподходящее время в неподходящем месте.
- Понятное дело, Евдам и Биррия не дали им уйти, - задумчиво сказал Эко. – Я другого не пойму: почему они не прикончили их там же, вместе со всеми? С чего вдруг они стали так осторожничать?
- Э, не скажи, - ответил я. – В тот день самодеятельность Евдама и Биррии уже навлекла на них хозяйский гнев. Кто знает, что за люди эти пятеро? А может, у них могущественный, влиятельный патрон, которому не понравится, если его людей перережут, как цыплят? Ничего удивительного, что Милон счёл за лучшее просто держать их взаперти, пока буря не уляжется. А буря, вместо того чтобы утихать, лишь усиливалась. Ты сам слышал, что сказал этот Филемон: как раз перед тем, как они сбежали, Милон решил с ними покончить. Вероятно, какой-нибудь раб с виллы Милона пожалел их и помог им выбраться.
- В толпе многие им не поверили. Звучит больно уж неправдоподобно.
- Только не для нас с тобой, верно?
На следующий день реформы, предложенные Помпеем месяц назад, были официально одобрены голосованием сената. В тот же день Аппий Клавдий подал в суд на Тита Анния Милона, обвиняя его в убийстве своего дяди, Публия Клодия. Согласно новым законам, обвинению и защите давалось десять дней на подготовку к суду. Рим замер в ожидании.
Если Милона признают виновным, он будет приговорён к пожизненному изгнанию и конфискации имущества. С ним будет покончено раз и навсегда, и ничто ему уже не поможет.
А если Милона оправдают? Что тогда?
Ясно одно: оправдание Милона вызовет новую волну беспорядков. Погромы, поджоги, убийства. Кровь рекой. И даже Помпею с его войском будет не под силу остановить эту волну.
Но разве Милона могут оправдать? Здравый смыл, благоразумие, да в конце концов, элементарное понятие справедливости подсказывали, что оправдательный приговор невозможен. Вот только…
Вот только защищать Милона на суде будет Цицерон. А я на собственном долгом и порою горьком опыте убедился, что для Цицерона в роли адвоката нет ничего невозможного.
Глава 30
Суд над Титом Аннием Милоном начался утром четвёртого дня месяца апреля в обширном внутреннем дворе храма Либерты. На особом возвышении восседал председатель суда - бывший консул Луций Домиций Агенобарб, известный своей жёсткостью и консервативностью. Кандидатуру его выбрал лично Помпей, из чистой формальности представив на одобрение комиций. На скамьях, расположенных на возвышениях по обе стороны, сидели триста шестьдесят кандидатов в судьи из числа сенаторов и наиболее состоятельных граждан. Именно из них надлежало выбрать по жребию судей числом восемьдесят один.
Милон со своими адвокатами, Цицероном и Марком Клавдием Марцеллом, сидели на скамьях лицом к председателю; при каждом был его секретарь. На других скамьях, также лицом к председателю, сидели представители обвинения – племянник Клодия Аппий Клавдий, Публий Валерий Непот, а также Марк Антоний. Кроме того, присутствовали множество судебных чиновников и целая армия секретарей, готовых записывать происходящее с помощью изобретённой Тироном скорописи.