Зрители толпились на входе. Наиболее предусмотрительные заранее прислали своих рабов занять места. Мы с Эко, наученные долгим опытом, сумели занять два отличных места в десятом ряду, прислав Давуса и ещё одного телохранителя. Они пришли сюда ещё затемно, захватив с собою складные стулья, и дремали на них до нашего прихода. Те же, кто запоздал, и те, у кого не было ни стульев, ни рабов, втискивались в любое свободное пространство.
Помпея нигде не было видно; точно так же, как и его солдат, расставленных повсюду, но не во дворе храма Либерты. Ввести солдат в римский суд не осмелился даже Помпей. Впрочем, нужда в том будет вряд ли: даже клодиане не осмелятся нарушить заседание суда. Одно дело – политическое сборище; и совсем другое – суд, наиболее священное из римских установлений, краеугольный камень нашей справедливости.
Первым, вызванным для дачи свидетельских показаний, был Гай Кавсиний Схола – один из друзей Клодия, сопровождавший его в тот день и также ехавший верхом. Он показал, что свита Клодия встретилась с более многочисленной свитой Милона около десятого часа дня; что всё началось со стычки между арьергардами; что причина стычки ему неизвестна, хотя он подозревает, что свару затеял кто-то из людей Милона; что когда Клодий обернулся и посмотрел на Биррию, тот метнул в него копьё, которое попало ему в плечо и выбило из седла. В начавшейся вслед за тем битве он, Схола, также был выбит из седла; рабы Милона наседали на него, и он вынужден был бежать в лес, где и укрывался до глубокой ночи. Когда всё стихло, он вернулся на виллу Клодия, застал там полный разгром и узнал, что люди Милона убили управляющего, а также наставника юного Публия. На следующий день Схола вернулся в Рим. По существу, его история совпадала с тем, что я узнал от Фелиции – разве что он умолчал об оскорблении, которое Клодий бросил в адрес Биррии.
Затем Схола был подвергнут перекрёстному допросу, по окончании которого Милон, Цицерон и Марцелл о чём-то посовещались, а затем Марцелл поднялся с места.
По толпе зрителей прошёл взволнованный шум.
- Пусть говорит Цицерон! – выкрикнул кто-то. – Хотим видеть Цицерона!
- Нет, Милона! – выкрикнул другой. – С головой на пике!
Марцелл и бровью не повёл. Он был опытный оратор, закалённый в сенатских дискуссиях и выступлениях на судебных процессах, равно привычный и к словесным поединкам, и к улюлюканью толпы.
- Итак, Схола, - начал он, - ты утверждаешь, что всё случилось в десятом часу дня. Как же тогда…
Свист и улюлюканье из толпы заглушили его голос. Выждав, пока шум стихнет, Марцелл хотел продолжать; но едва он открыл рот, как в толпе заулюлюкали и засвистели громче прежнего. Повернувшись к председательскому возвышению, он развёл руками, как бы взывая к Домицию; но тут брошенный из толпы камень размером с детский кулак ударил его в спину. Крутанувшись на месте. Марцелл уставился на толпу, точно не в силах поверить собственным глазам.
Сбивая тех, кто стоял на пути, и спотыкаясь о перевёрнутые стулья, толпа с воплями хлынула по проходу между рядами сидящих к председательскому возвышению. Мы с Эко полагали себя в безопасности, поскольку были отделены от толпы множеством сидящих зрителей; но тут какие-то люди стали ломиться сквозь ряды сидящих, прямо по чужим плечам и коленям.
Домиций поднялся с места и яростно закричал на истцов. Те в ответ лишь беспомощно пожимали плечами и качали головами, делая вид, что не слышат его за шумом и ничего не могут поделать с разбушевавшейся толпой. Кандидаты в судьи - люди не из тех, кого легко испугать – в негодовании взирали на происходящее. Милон, Цицерон и Марцелл со своими секретарями торопливо сгребли пергаменты и восковые таблички и бегом кинулись поближе к Домициану. Толпа всё приближалась, не выказывая ни малейшего намерения остановиться, и они скрылись в храме, оставив Домициана одного; уперев руки в бока, он стоял перед толпой, преграждая ей путь в храм. Но клодианам вполне хватило того, что они заставили Марцелла умолкнуть, а Милона ретироваться. Удовольствовавшись этим, они заняли опустевшие скамьи и принялись распевать непристойные песенки про Фаусту. Когда стало очевидно, что порядок восстановить не удастся, кандидаты в судьи и те из мирных зрителей, что не разбежались раньше, стали расходиться. Пошёл слух, что к храму движутся солдаты Помпея. Заслышав это, клодиане кинулись врассыпную, и очень скоро двор храма Либерты опустел.