Я обернулся к Сексту Тедию.
- Обещаю, что никогда никому ничего не расскажу. Клянусь тенью своего отца. Отдайте мне кольцо.
Тедия вышла из комнаты. В её отсутствие вошёл раб с длинным вощённым фитилём; он зажёг светильники, и их пламя рассеяло сгущающуюся темноту. Тедия вернулась и положила кольцо мне на ладонь, явно радуясь, что наконец от него отделалась.
Кольцо было тяжёлым, массивным. Я разглядел выгравированное p. clodius pulcher, но никаких других гравировок не увидел. Неужели на кольце нет ни единого упоминания о славном роде Клавдиев?
Я поднёс кольцо ближе к пламени светильника и увидел, что вся его внешняя и внутренняя поверхность покрыта тончайшими линиями, образующими шестиугольники, подобные пчелиным сотам – или точно пригнанным друг к другу камням Аппиевой дороги. Само кольцо было символом этой дороги, на которой его владелец пал, поверженный врагами, и где он испустил дух, задушенный голубой лентой.
Мы переночевали на постоялом дворе в Ариции. В нижнем этаже в харчевне шумели поздние гуляки и чадили светильники, постели наши изобиловали клещами; и всё же мне спалось спокойнее, чем спалось бы в Бовиллах с тамошними призраками, живыми и мёртвыми.
Я проснулся до рассвета и стал будить остальных. Мальчики вскочили сразу же, но Давуса нам пришлось расталкивать втроём. Первый час дня застал нас уже в пути; ехали мы быстро, не останавливаясь, и ещё до полудня были в Риме. Оставалось нанести ещё три визита – и можно будет никогда больше не возвращаться к случившемуся на Аппиевой дороге.
Глава 36
Мопса с Андроклом город прямо-таки ошеломил. Впервые в жизни очутившись среди такого скопления зданий и людей, мальчики только и делали, что вертели во все стороны головами, глядя вокруг со всё возрастающим изумлением. Давус же напустил на себя вид самоуверенный и снисходительный, как нередко делают городские рабы по отношению к рабам деревенским. Я вспомнил, как он был поражён и растерян, впервые в жизни оказавшись за городом.
Мы приблизились к дому, и все трое приумолкли. Мальчики старались держаться рядом. У Давуса вытянулось лицо.
Бетесда появилась, стоило нам шагнуть в переднюю.
- Вот, значит, наши новые рабы, - сказала она, совершенно не замечая Давуса, словно его здесь и не было.
- Да. Вот этот, старший – Мопс; а это его брат Андрокл. Мальчики, вот ваша госпожа.
Дети стояли перед ней, опустив глаза, украдкой бросая на неё взгляды.
- А она красивая! – шепнул Андрокл на ухо брату.
Я заметил, как губы Бетесды дрогнули в улыбке. Она стояла перед нами, облачённая в столу цвета шафрана, с простым серебряным ожерельем. Волосы были уложены в высокую причёску столь искусно, что седые пряди казались белыми прожилками на чёрном мраморе. Не удивительно, что мальчики застыли в благоговейном страхе. Я сам застыл.
- Вы, должно быть, ребята бойкие и проворные. – Это прозвучало не как похвала, а как суждение. – Для вас найдётся работа. Будете носить письма и выполнять всякие поручения. Учтите, в ближайшие несколько дней вам придётся хорошо побегать, чтобы узнать город. А сейчас вы, думаю, проголодались с дороги. Ты отведёшь ребят на кухню, Давус, и скажешь, чтобы их там покормили?
- Да, госпожа, - откликнулся Давус, напуганный ещё больше, чем мальчики. Странно было видеть, как такой здоровяк умудрился стать таким незаметным. Выскользнул он быстро, словно испарился. Мопс и Андрокл последовали за ним, и мы с Бетесдой остались одни.
- Муж мой, я много думала вчера.
- Я тоже.
- Нам надо серьёзно поговорить.
- Может, отложим до вечера? Мне надо ещё закончить кое-какие дела…
- Хорошо. Но мы должны решить, как быть с Дианой и твоим… Давусом. И решить это надо сегодня.
- Ты права. Значит, до вечера?
- Да.
Наши взгляды встретились, и я понял, что никаких слов уже не нужно. Мы оба знали, что делать. Я достаточно прожил с Бетесдой, чтобы прочесть теперь по глазам, что она думает то же, что и я.
Наскоро перекусив оливками, сыром и свежим хлебом, я снова вышел из дому, взяв с собою Давуса, хотя мне вряд ли требовался телохранитель: после напряжения последних дней на улицах Рима царило какое-то неестественное спокойствие.
Помпей теперь жил в своём родовом доме в Каринах – старинной вилле, занимавшей обширный участок, окружённый более поздней застройкой. Меня провели к нему сразу же. Великий принял меня, сидя за небольшим столом, заваленным пергаментными свитками. Я увидел множество военных трофеев – некоторые он сам привёз с Востока, иные же были привезены его отцом: статуэтки неведомых богов, куклы с далёкой парфянской границы, служившие, видимо, для театральных кукольных представлений; чужеземное оружие и доспехи, старинные греческие театральные маски. Повсюду стоял запах пыли. В окно был виден лишь кусочек внутреннего двора с фонтаном. По углам комнаты, скрытые тенями, стояли телохранители.