- Я Гордиан.
- Пойдём со мной. – Акцент у него был ужасный.
- Куда?
Верзила чуть склонил голову.
- В дом, конечно же.
- И кто же меня приглашает? – Но я уже знал ответ.
- Тебя зовёт госпожа Клавдия.
Значит, она меня всё-таки заметила.
Глава 2
Мне совсем не улыбалось протискиваться сквозь толпу к воротам, хотя бы и в сопровождении великана-гладиатора; но он повёл нас совсем в другую сторону, дальше по улице. Мы обогнули толпу и очутились далеко от колоннад, у подножия узкой лестницы, усаженной двумя рядами фиговых деревьев, чьи густые ветви сплетались, образуя над ступенями сплошной навес.
- Это что, дорога к дому? – недоверчиво спросил Эко.
- Идите за мной, - отвечал верзила, указывая вперёд, где маячил крошечный огонёк светильника.
Мы стали осторожно подниматься. Ступеньки тонули в тени, а факелов у нас не было. Наконец мы добрались до верхней площадки и очутились перед деревянной дверью, возле которой дежурил ещё один гладиатор. Он заявил, что мы должны оставить охрану и оружие снаружи. Эко отдал свой кинжал одному из наших рабов. У меня не было оружия, но гладиатор не поверил мне на слово и обыскал. Лишь тогда он открыл дверь и впустил нас.
Пройдя по длинному, скупо освещённому коридору, мы спустились по лестнице и очутились в узкой передней, сразу же за парадными бронзовыми дверями, заложенными тяжёлым деревянным засовом. Сюда доносился шум толпы с улицы.
- Ждите здесь, - коротко сказал наш провожатый и исчез за тяжёлой занавесью.
Я огляделся. Передняя освещалась свисающим с потолка светильником, свет которого отражался в гладко отполированных мраморных стенах, таком же полу и даже в занавесях.
- Видал? – кивнул я Эко. - Это знаменитые пергамские занавеси. Говорят, они из дворца самого Аттала. В них вплетены нити из чистого золота. Посмотришь на них – так можно подумать, что они сотканы из пламени!
У этого дома, как и у его убранства, была хоть и короткая, но весьма примечательная история. Он был выстроен шесть лет назад Марком Скавром. В тот год Скавра избрали на должность эдила, а это значило, что он обязан за свой счёт устраивать театральные зрелища и представления для римских граждан во время осенних праздников. Следуя давней традиции, он построил на Марсовом поле временный театр. Двумя годами позднее Помпей соорудил первый за всю историю Рима постоянный театр – ни один уроженец Рима не додумался бы до такого проявления греческого упадничества[1]; но Скавр построил свой театр лишь на один сезон.
На своём веку мне довелось побывать во многих городах и повидать много замечательных зданий, но ни одно из них не могло сравниться с театром Скавра. Он вмещал восемьдесят тысяч зрителей; трёхъярусная сцена опиралась на триста шестьдесят мраморных колонн. По всему зданию в нишах и между колоннами были установлены три тысячи бронзовых статуй, свезённых из разных стран. О невиданных статуях говорили по всему Риму; на них указывали друг другу во время представлений, если интерес зрителей к происходящему на сцене угасал; и впустую старались актёры, чью игру затмевало великолепие убранства.
Нижний ярус сцены был сооружён из мрамора, верхний – из позолоченного дерева, средний же представлял собой удивительную конструкцию из стекла. Не просто окна – стены целиком были сделаны из стекла. То была невиданная доселе роскошь. Декорации рисовали лучшие художники, а занавесы были из драгоценной ткани – красной и оранжевой, с вплетением золотых нитей, как плащ легендарного царя Аттала. При луне они казались сотканными из света.
Когда праздники закончились, театр закрылся. Роскошную обстановку Скавр частично распродал, частично раздарил; но большую часть использовал для обустройства своего нового роскошного дома на Палатинском холме. Колонны были использованы для веранд и портиков, стеклянные панели – для крыш, а многочисленным статуям, картинам и занавесам нашлось место в доме. Для атриума Скавр захотел использовать самые высокие колонны, из чёрного лукуллова мрамора[2], высотой в восемь человеческих ростов. Колонны эти были так тяжелы, что перед тем, как везти их по улицам на Палатин, Скавру пришлось выплатить надзирателю за городской канализацией залог на случай повреждения канализационных стоков.
Выстроенный дом возбудил не меньше слухов, чем театр, и собирал не меньшие толпы зевак. Менее экстравагантные – и менее состоятельные – соседи единодушно провозгласили его кричащей безвкусицей и попранием всего истинно римского. Им следовало помнить поговорку троянцев: не бывает так плохо, чтобы не могло стать ещё хуже. Несколько лет спустя Марк Скавр продал дом Публию Клодию. Клодию, подстрекателю толпы и вожаку отребья; Клодию, бичу «лучших людей»; Клодию, отпрыску знатного патрицианского рода, отрёкшемуся от патрицианства ради того, чтобы занять должность трибуна. Покупка обошлась Клодию в пятнадцать миллионов сестерций без малого.