Последнее, что сказала Бетесда, провожая меня – и я мог бы поклясться, что в глазах её стояли слёзы - было: «Гордиан, ты таки дурень». Я мог лишь надеяться, что она ошибается.
От гробницы Базилиуса до самой горы Альба Аппиева дорога тянется прямая, как стрела, по плоской, как стол, равнине. Местность открыта со всех сторон; виднеющиеся тут и там деревья и дома не заслоняют горизонта. В этот час вокруг царило полнейшее безлюдье: ни путников на дороге, ни рабов на полях – да и что делать на полях в такую пору; лишь кое-где вился над домом дымок от очага. Этот участок – один из самых безопасных на Аппиевой дороге, ибо открытая местность не оставляет ни малейшей возможности для засады.
Постепенно мои тяжёлые предчувствия рассеялись. Свежий воздух, запах земли, тишина и простор, встающее над низкой грядой холмов солнце наполнили меня ощущением небывалой лёгкости. Как хорошо вырваться на время из города со всем его безумием. Эко тоже немного приободрился. И лишь Давус по-прежнему выглядел удручённым.
- В чём дело, Давус? Ты неплохо держишься в седле.
- Да, господин, конь очень послушный. – Но говоря так, Давус покрепче сжал поводья, точно боялся, что конь, услышав его, начнёт брыкаться ему назло.
- Так что же?
- Ничего, господин. Только… - Он обеспокоено поглядел в одну сторону, потом в другую. Заметив его замешательство, я тоже огляделся. Что за угроза могла таиться среди покрытых пожухлой травой бугров мёрзлой земли?
- Во имя Юпитера, Давус! Что ты там видишь такого?
- Ничего, господин.
- Прекрати говорить «ничего»! Что-то же ты увидел!
- В том-то и дело, господин. Я ничего там не вижу. Совсем. Мы едем и едем, и я ничего не вижу.
- У тебя что-то с глазами?
- Нет, нет. Я отлично вижу. Только видеть как будто нечего.
Тут я сообразил, в чём дело, и не удержался от смеха. Недоумённо хмурясь, Эко подъехал поближе.
- В чём дело, папа?
- Наш Давус никогда не бывал за городом, - сказал я. – Верно, Давус?
- Да, господин.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать, господин.
- Давусу девятнадцать лет, Эко, и он в жизни не садился верхом и не покидал Рима.
Эко тихонько выругался и возвёл очи горе.
- Он недоволен мною, господин, - тихонько сказал Давус.
- Нет, нет. Он переживает за жену, в этом всё дело.
- Значит, ты мною недоволен.
- Да нет же. Забудь, что я над тобой смеялся. Не думай об этом. Сосредоточься на том, чтобы держаться в седле и следить за всей этой пустотой по дороге. Тебе понадобится всё твоё внимание.
Некоторое время мы ехали молча. Из лошадиных ноздрей при каждом выдохе поднимались струйки пара. Я с удовольствием вдохнул полной грудью холодный воздух. Как же здорово на время выбраться из Рима. Ни единого облачка на ярко-голубом небе; тишину нарушает лишь стук копыт наших коней; бурая земля подобна безмятежно дремлющему великану, по которому мы ползём, как мурашки…
- А он был хороший раб?
Голос Давуса вывел меня из задумчивости. Парень сидел нахмуренный, вперив взгляд в шею своего коня.
- Кто?
- Твой прежний телохранитель. Которого убили.
- Белбо. – Я вздохнул. – Его звали Белбо. Да, он был хороший раб. Хороший человек.
- Наверно, он был сильнее, чем я. И сообразительнее.
- Да нет, вряд ли.
- Но он наверняка умел ездить верхом. И не испугался бы поля, на котором ничего нет.
Я поглядел на молодого исполина, сидящего верхом с самым несчастным видом.
- Да ладно, не бери в голову, - сказал я, как можно мягче.
В конце концов, парень ни в чём не виноват. Ни в том, что Белбо больше нет; ни в том, что мы с Эко сваляли такого дурака.
Глава 14
- Ну что, Эко. Солнце уже высоко, утро выдалось что надо – холодное и ясное; на дороге, кроме нас, никого, да и вообще вокруг никого; и – слышишь?
- Ничего не слышу, папа.
- То-то и оно. Ни звука. Даже птица не чирикнет. Тишина и спокойствие. Я чувствую, как ко мне возвращается способность мыслить.
- Можно подумать, она тебя когда-то покидала, - рассмеялся Эко.
- Нет, Эко, я не шучу. Разве ты сам ничего не чувствуешь? Чем дальше мы отъезжаем от Рима, тем больше проясняется у меня в голове – буквально с каждым шагом наших лошадей. Как будто я долго находился во мгле – а теперь она, наконец, стала рассеиваться.