- В котором часу?
- Уже после захода солнца. Начинались сумерки.
- И кто же это был?
- Этого я сказать тебе не могу – не потому, что не хочу выдавать её, а потому, что не знаю. В тот день было холодно; она носила плащ с капюшоном, скрывавшим её лицо. К тому же, как я уже сказала, уже смеркалось.
- Но голос её ты слышала?
- Она говорила медленно, низким голосом и очень тихо, почти шёпотом.
- Как будто пыталась скрыть голос так же, как и лицо?
- У меня мелькнула такая мысль.
- Что ей было нужно?
- Она рассказала, что случилась битва между людьми Клодия и людьми Милона; что Милон жив и невредим, а Клодий мёртв.
- Значит, она только рассказала, что произошло?
- Нет; она ещё передала мне подношение – чрезвычайно щедрое, должна заметить; и попросила вознести за неё молитву Весте.
- Молитву?
- Да, благодарственную молитву.
- За спасение Милона?
- Просьбу свою она выразила по-другому. – Старшая весталка опустила взгляд. – Она хотела возблагодарить богиню за то, что Клодий убит.
- А тебе не показалось странным благодарить богиню за то, что кого-то убили?
- Это достаточно необычно, но ничего запретного тут нет. Некоторые смерти радуют богов.
- Ты приняла её подношение?
- Да.
- И вознесла благодарственную молитву?
- Да. И богиня приняла её ничуть не менее благосклонно, чем любую другую молитву.
Я попытался точно припомнить слова Фелиции. «Спроси о даре, который был предложен и отвергнут».
- Значит, ты приняла её дар.
- Конечно же, приняла. Будь мы достаточно состоятельными, чтобы позволять себе отклонять подобные дары, мы заплатили бы за то, чтобы нам выстроили хороший новый дом, когда Клодий отобрал у нас старый.
- А не было чего-нибудь, что она предлагала, а ты отклонила?
Старшая весталка бросила на меня настороженный взгляд.
- Если ты и так знаешь, зачем спрашиваешь?
- Чтобы узнать то, чего не знаю.
Она ответила не сразу.
- Верно, было. Золотое кольцо Клодия, снятое с убитого. Она представила его как доказательство его смерти и предложила как подношение богине. Доказательство я сочла надёжным, подношение отклонила, поскольку кольцо вряд ли может служить платой. Я сказала той женщине, что будет лучше, если она отблагодарит богиню монетами.
- А где это кольцо теперь?
- Осталось у той женщины. Больше мне ничего не известно. А теперь, думаю…
- Ещё только два вопроса, прошу тебя.
- Хорошо. Первый?
- Ты знакома с женой Милона, Фаустой Корнелией? Могла бы ты узнать её в лицо или по голосу?
Она улыбнулась очевидности моего вопроса.
- Может, и смогла бы; а может, и нет. Мне по должности довольно часто доводится встречаться с жёнами сенаторов и тех, кто занимает важные магистратуры. Узнать её среди множества людей я, пожалуй, не смогла бы, хоть она и показалась бы знакомой. Лицом к лицу я бы её узнала; но только если она не станет надвигать низко капюшон и говорить шёпотом. И последний вопрос?
- Что ты знаешь про Марка Антония?
Она рассмеялась.
- Твой первый вопрос такой очевидный, второй – такой непонятный. Мы что, уже говорим о чём-то совершено другом?
- Поверь, у меня есть причины спрашивать.
- Марк Антоний? – она покачала головой. – Сын того Антония, который не сумел справиться с пиратами?
- Он самый.
- А разве он сейчас не в Галлии? В сущности, я о нём ничего не знаю.
- Похоже, в сущности о нём никто ничего не знает. Старшая жрица, благодарю тебя за то, что уделила мне время.
- Не за что, - мягко сказала она. – Люди должны помнить прошлое и былые услуги.
- Да, верно. И помнили бы ещё лучше, если бы меньше страшились будущего.
Глава 19
- Да уж, женщина-загадка, - задумчиво произнёс Эко, когда мы, снова сев в сёдла, выехали со двора.
- Кто, старшая весталка?
- Нет, я про ту, что явилась сюда с кольцом Клодия.
- Ну, что там загадочного.
- Думаешь, это была Фауста Корнелия?
- А кто же ещё? Вообще-то со стороны Милона это было довольно вульгарно - послать жену в ближайшее святилище похваляться тем, что он сделал. Разве что идея принадлежала самой Фаусте. Это мне кажется более вероятным. Для женщины столь высокого положения у неё несколько своеобразное понятие о том, как благодарить богов за благосклонность. Фауста, вернее всего, хотела искренне возблагодарить Весту за то, что та оберегла её семью – ну, и попутно не удержалась некоторого злорадства.
- Но зачем ей понадобилось скрывать лицо? Стыдливостью она вроде не страдает.