— Вы все-таки считаете, что применен бесшумный револьвер?
— Князь, голубчик, чудес не бывает. Раз есть вторая пуля, значит, был и выстрел. А раз его никто не слышал, значит, он был бесшумным. Бесшумным он может быть только благодаря некоему техническому приспособлению. Или кто-то создал такой патрон, в котором звук гаснет, как в звуконепроницаемой камере. Или выстрел произведен не из огнестрельного оружия, а, например, из чего-то вроде арбалета. Такое тоже возможно. Кстати, помнится, даже описано у Конан Дойла.
— А предположение о револьвере, заряженном двумя пулями, вы полностью отвергаете?
— Нет, голубчик, нет. Я не отвергаю ни одной из возникших версий. Даже версию о том, что это дело рук террористов.
— Но вы ведь сами…
— Версия, так сказать, террористическая маловероятна. Один процент из ста. Но один процент — этого достаточно. Если мне предложат версию, что вторую пулю, ту самую, которой и был убит князь Голицын, занесло ветром из расположения пехотного полка, где офицеры упражнялись в стрельбе, — эту версию я отвергаю. Она противоречит законам физики. Но террористы — другое дело. Почему среди них не найдется уникум, который вместо того, чтобы бросить Голицыну под ноги бомбу самой простейшей, примитивной конструкции, изобрел бесшумный револьвер, достиг совершенства в искусстве стрельбы, установил наблюдение за князем и, узнав о дуэли, воспользовался случаем? Возможно, но очень маловероятно. Возможно и то, что у Толзеева был револьвер особой конструкции, патроны которого имели две либо больше пуль. Но вероятность этого тоже невелика. Скажем так, не более десяти процентов из ста, а может, и того меньше. Откуда вдруг у Толзеева такой револьвер? Он занимается конструкцией оружия? Он страстный коллекционер необычных револьверов? Следит за всеми новинками, в курсе всех изобретений? Случайно одолжил у приятеля? И версию причастности германской разведки я тоже не исключаю. Князь Голицын, по сути дела, противник войны, сторонник сближения с Германией. Так все считают. Ну а вдруг, как это часто водится в дипломатии, все наоборот? Но и эта версия — один процент из ста.
— Значит, мы рассматриваем три версии?
— Три, чтобы исключить их. А главная версия пока неизвестна. Версия эта заключается в том, что за этим делом стоит таинственный Икс, преследующий непонятную нам цель. Этот Икс очень изобретателен. У него есть какое-то необычное оружие, он умеет блестяще использовать его. Когда мы узнаем больше фактов, возможно, нам станет яснее, кто он, этот Икс, или хотя бы где его искать. Но с увеличением количества фактов вырастет и количество версий. Кто займет место Голицына как руководителя государства? Кому достанется наследство? Не политическое, а земли, поместья, деньги? Была ли у него любовница? Кому он вольно или невольно мешал достичь желанных целей? Кого вольно или невольно обидел? Ответ на каждый из этих вопросов может породить новую версию или даже несколько версий. Версий может набраться десяток. Какие-то из них будут очень привлекательны, какие-то даже романтичны. И верной окажется только одна. Но чтобы найти ее, придется разобрать и исключить все остальные. Это и есть анатомия расследования.
Так впервые родилось это определение — «анатомия расследования», позднее превратившееся в «анатомию детектива».
В тот же день, захватив с собой Акакия Акинфовича, мы с Бакуниным отправились в сыскную часть к приставу Полуярову.
Не знаю, представится ли мне возможность когда-либо рассказать о выезде и о кучере Бакунина. Посему лучше сделать это сразу. Выезжал Бакунин в коляске на резиновом ходу с закрытым верхом, запряженной тройкой прекрасных серых лошадей. Быстроходную коляску Бакунин привез из Германии. Кучер, как и все, окружавшее и касавшееся Бакунина, был явлением необычным. Нашел его Бакунин по имени. «Уж сам не знаю почему, — рассказывал он мне, — вот придумалось, что кучер нужен по имени Селифан. Может, это как-то связано с Гоголем, не знаю, но никакого другого кучера ну просто не мог взять и все тут. А как попался Селифан — тут же и взял, и поверишь, ни разу не пожалел».
Селифан был здоровенным, упитанным мужиком. Один глаз его казался прищуренным, второй смотрел как-то дико. За барина он готов был сложить голову и только чудом не сложил ни свою, ни голову барина. Не часто, но им пришлось побывать в разных переделках, были и погони, и стрельба, и Селифан ни разу не подвел. Возвращаясь домой в сильном подпитии, особенно когда вез с собой целую ватагу цыган и цыганок, Бакунин обычно пытался отобрать у Селифана вожжи и править сам, так как в таких случаях любая езда казалась ему невыносимо медленной.