— Профессор Аллен Сильвер проживает в городе Стилуотер, штат Оклахома, — сообщила телефонистка. — Вас соединить?
— Будьте любезны.
Не прошло и минуты, как в трубке раздался бодрый, слегка хрипловатый, но в целом приятный голос.
— Это профессор Сильвер? — спросил я.
— Его нет дома. У телефона его жена… — ее голосу мог позавидовать любой сержант.
— Я говорю с миссис Уотербай? Анной Уотербай-Сильвер?
Мэри затаила дыхание и крепко сжала мою руку.
— Да. А с кем я разговариваю?
— Меня зовут Лидс. Я приятель Ральфа. Ральфа Эванса.
— Слушаю вас.
— Это ваш племянник, не так ли?
— Разумеется, мой собственный глупый племянник. А в чем дело? Что-нибудь случилось? Неужели Ральф опять влип в какую-то неприятную историю? Или вы звоните по поводу яхты?
— Нет, нет.
Я осторожно положил трубку на место.
Бедная миссис Уотербай. Напрасно я ее растревожил. Она, несомненно, была жива и невредима.
Значит Ральф не лгал мне. Все, о чем он рассказывал, подтвердилось. Мы были несправедливы в своих подозрениях.
— Ты забыл спросить о Бо, — напомнила Мэри.
— А что Бо? — я пожал плечами. — Пусть лейтенант о нем беспокоится. Яхта принадлежала Ральфу, точнее его тетке, и если это верно, то и остальное, очевидно, правда.
— Вероятно, — вздохнула Мэри.
Мы вычеркнули «Психею» из списка подозреваемых яхт и остаток времени посвятили составлению плана на следующий день.
Теперь, конечно, следовало взяться за братьев Тайкс и их голубой иол с прекрасным названием «Морской гном».
Парни были местные, следовательно, Мэри могла бы тактично кое-что разузнать о них, ведь еще оставалась довольно захватывающая история исчезнувшей девушки. И поэтому назавтра мы решили действовать уже испытанным ранее методом.
Я остался дома, так как Мэри категорически настаивала, чтобы я не запускал свою композиторскую деятельность. Необходимо было во что бы то ни стало закончить «Метопи» к середине февраля. Я охотно согласился, потому что и сам только о том и мечтал, чтобы вернуться к систематической работе. К тому же Мэри проявила гораздо более яркие детективные способности, чем я. Она значительно лучше подмечала малейшие детали и умела без особых усилий проникать в чужие дома. А главное, сейчас она действовала в согласии и под опекой лейтенанта. Вдобавок погода стояла скверная — сыро и мокро — а я очень легко простужаюсь.
— И бандиты почему-то явно озлобились на тебя, — констатировала Мэри. — В этом нет сомнения.
Она была абсолютно права. Моя единственная попытка самостоятельного расследования закончилась полным крахом.
И я согласился с ее планом.
Мэри пообещала, что сначала она вымоет посуду после завтрака, приготовит мне бутерброды и наведет порядок в моей мастерской. Она собиралась вернуться вечером к ужину и поведать мне о приключениях за день.
Первые дни мне недоставало ее присутствия в доме, но со временем я привык к новому положению. Мы теперь каждый в отдельности испытывали наслаждение от самостоятельной творческой работы и радость позднее, вечерами, делиться своими достижениями. Меня безумно интересовали ежедневные успехи Мэри и время ее возвращения было для меня кульминацией дня.
Я включал музыку, записанную за день, и с рюмками в руках мы усаживались у пылающего камина. За окном шел дождь или падали белые хлопья снега. На усталом лице Мэри морозным румянцем горели щеки. Она откидывала голову на спинку кресла и держала мою ладонь в своих руках. А время от времени, когда звучал наиболее удачный момент, на ее губах появлялась улыбка.
— Ах, Джек, — восторгалась она. — Это просто великолепно! Продолжай работать в том же направлении. Ты прокладываешь новые пути в искусстве. Ты настоящий творец антиэмоций.
Мэри быстро освоила терминологию той области музыки, которой я занимался. Она прекрасно понимала меня и точно знала, что я стремился выразить.
Когда замолкали звуки созданного за день фрагмента моего творения, мы подробно обсуждали его нюансы. Затем я какое-то время распространялся о творческих планах на следующий день, после чего мы, по выражению Мэри, делали шаг от великого к смешному. Для нас это являлось отличной разрядкой, и случалось, что когда Мэри рассказывала какой-нибудь слишком забавный эпизод, наш смех разносился по всему дому.
Мы стали записывать все происшествия, нечто вроде дневника нашего расследования.
Сейчас эта тетрадь лежит передо мной. Я сохранил дневник. Он позволяет мне в мельчайших подробностях воссоздать тот удивительный период нашей жизни, когда я был полон надежд, когда наша любовь казалась вечной, когда веселье искрилось в нас, как шампанское.