— А может натравить на него нашего лейтенанта?
— Нет, я непременно хочу пойти туда сама… это моя личная идея. И кроме того, если окажется, что я опять ошиблась, лейтенант просто-напросто высмеет меня. А сам он наверняка все испортит. Ах, как же мне хочется самой распутать преступление. Та яхта… это моя яхта. Я ее обнаружила, я ее и разыщу.
Она уселась рядом и прижалась ко мне.
— Слушай, Джек, вот было бы здорово, если бы я действительно выследила настоящего гитлеровца… Если бы мы сделали это сами… ты и я.
Мэри глубоко вздохнула. Бретелька ночной рубашки сползла с ее плеча. Она выглядела прелестно и очень соблазнительно…
Через некоторое время, уже в постели, она вернулась к этой теме.
— Джек, у меня созрела идея.
— Что?
— Насчет Овенса.
— Я думал, ты уже спишь. А что с Овенсом, дорогая?
— Ничего, ничего. Я хотела бы попробовать.
— Послушай, котенок, будь осторожна с «Западным ветром». Это может плохо кончиться.
— Не волнуйся, — рассмеялась Мэри. — У меня прекрасная идея…
Назавтра утром она, с таинственным и одновременно невинным выражением лица, села в автомобиль и уехала неизвестно куда. Всю последующую неделю Мэри уклонялась от объяснений и я ужасно беспокоился. Из нее ничего не удавалось вытянуть, однако она пребывала в отличном настроении, ходила пританцовывая и напевая венские вальсы. Я догадался, что готовится какой-то маскарад, так как в среду утром она попросила у меня сто долларов.
— Зачем тебе столько денег? — поинтересовался я.
— Собираюсь стать блондинкой, — улыбнулась Мэри, — а так как ты предпочитаешь рыжих, то исполни, пожалуйста, мою просьбу.
— Ты хочешь купить парик, — сообразил я, — и притвориться немецкой Fraulein. Мэри, умоляю тебя, не рискуй.
— Это будет всего лишь детская игра. Вот увидишь.
Я очень неохотно расстался с сотней, но так никогда и не увидел парик, на который она была потрачена. Наверное, он оказался не совсем к лицу Мэри, и она выглядела в нем довольно глупо, когда спустя несколько дней, позвонив в большие железные ворота, она стала кокетничать с Фрицем Шмидтом.
И сейчас, когда я уже и так знал ее планы, моя жена снова начала вести записи в дневнике. Привожу несколько выдержек.
31 января. Пожалуй, никогда в жизни я не выглядела так ужасно, как сегодня. Свой наряд я купила в Аннаполисе в магазине поношенной одежды, переоделась. Добравшись до острова Тилхэм надела белый парик. Подкрасилась соответственно новому цвету волос — розовая пудра, светлая губная помада. Затем припарковала «ягуар» и в туфлях на низких каблуках и в гольфах прошла добрую милю по болотистой дороге, прежде чем добралась до железных ворот. В руках я несла корзинку, прикрытую белоснежной салфеткой.
С дороги дома Овенса не видно. Он окружен большими старыми деревьями, да и колючая проволока мешает. Сквозь щель в воротах я заглянула во двор и увидела узкую, заросшую сорняками тропинку, вьющуюся между деревьями. Я перевела дух и несколько раз прокричала «Хелло» плаксивым голосом, стараясь придать ему тевтонский акцент.
Сразу же издалека донесся страшный собачий лай. Сквозь густые заросли продирались две огромные собаки. Грозные и черные, как смола. Они как бешеные бросились на ворота, скалили клыки, рычали и яростно лаяли на меня. Но я даже не тронулась с места. А потом, совсем как Красная Шапочка, вытащила из-под салфетки две отличные кости и перебросила их через ворота.
Я присматривалась к этим псам уже несколько дней. Несмотря на свои размеры и нрав, они выглядели сильно отощавшими, даже ребра торчали. Думаю, что их специально держат на голодном пайке — для пущей свирепости. Поэтому мои кости оказались для них настоящим райским угощением. Они бросились на них, как сумасшедшие, рыча и отталкивая друг друга. А кости были и впрямь прекрасные — большие, аппетитные, с остатками свежей говядины. Я уплатила за них по доллару за штуку. Через минуту обе собаки умчались со своим угощением вглубь сада.
— Хелло! — снова крикнула я горестным тоном, но уже погромче, и со скромным видом застыла в ожидании. Через некоторое время на тропинке появился мужчина, не спеша приближающийся к воротам. Вероятно, неожиданно умолкшие псы возбудили его подозрение. Меня бросило в дрожь, приближался самый ответственный момент.
Я догадалась, что этот мужчина и есть садовник Фриц. Он был огромного роста, с грубыми чертами лица и соломенного цвета волосами. Правую щеку пересекал безобразный шрам. Опасный человек.