— О, боже, — простонал я.
— Что он хочет? Чтобы я поехала без тебя? — допытывалась Мэри. — А почему бы и нет?
— Ведь это именно миссис Лидс слышала их голоса, а не вы. Не так ли? И дело чертовски важное, надеюсь, вы понимаете?
— Естественно, — проворчал я. — Я прекрасно понимаю, что дело очень серьезное. Но все это так некстати. Мы ждали столько времени, а теперь все насмарку. Вы уверены, что этот Робинсон и есть убийца? Есть ли у него голубая яхта? Кого он убил? И ведь на яхте их было двое…
Лейтенант терпеливо слушал меня и также терпеливо отвечал:
— Мы ни в чем не будем уверены, пока кто-нибудь из вас не опознает его голос. На этот раз дело обстоит неплохо. Я не уполномочен вести разговоры на эту тему, но вам, так и быть, скажу. Да, у Робинсона есть иол темно-голубого цвета. В целом она соответствует вашему описанию. Кроме того, при весьма загадочных обстоятельствах исчезла его любовница, а вчера Робинсон пытался убить ее мужа. Мы предполагаем, что у него был сообщник…
— Черт побери! — выругался я.
— Я заеду за миссис Лидс завтра в девять утра, — закончил лейтенант. — И обещаю вам о ней позаботиться. Договорились?
— Договорились.
— Ах, Джек, — возмутилась Мэри. — Ты должен был благодарить лейтенанта, а ему пришлось тебя уговаривать. — Она положила руки мне на плечи. — Ты только представь, что это означает! Мы свободны! Пришел конец всем нашим мучениям!
Двадцать пятого февраля в девять часов утра моя жена уехала с лейтенантом Рейнольдсом в Уилмингтон. А я, тщательно замкнув все окна и двери, уселся в «ягуар», настроившись на долгую и скучную дорогу до Нью-Йорка.
Стоял прекрасный солнечный день, один из тех чудесных, искрящихся дней на исходе зимы, когда кажется, что весна уже совсем рядом, за первым поворотом.
Мне не хватало Мэри. Очень не хватало. Если бы она была сейчас рядом, мы поймали бы на приемнике задорную мелодию, потешались бы над глупыми рекламными щитами вдоль дороги, задержались бы у придорожного ресторана и заказали мое любимое блюдо — рыбный суп. Мэри сидела бы совсем рядом, прижавшись ко мне, и время от времени вкладывала в мой рот сладкие леденцы. Я проклинал всех — лейтенанта, Береговую охрану, Робинсона. Это они лишили меня всего этого. Я надеялся, что Робинсон отправится на электрический стул, и собирался лично проследить, чтобы он не отделался более легким наказанием.
Я ехал погруженный в мысли о долгих неделях, которые уже были позади, о волнениях и страхах, какие мы пережили. Но при всем этом я испытывал также нечто вроде разочарования. Робинсон появился на нашем горизонте так внезапно и неожиданно, что я совершенно не мог представить его в своем воображении. Я прекрасно представлял себе как братьев Тайкс, так и Гая Маннеринга, не говоря уже о Фрице и его несчастной матери. Все они на протяжении многих недель составляли часть моей жизни. Я знал, где они живут, был знаком с их привычками. Воображение могло нарисовать мне чистильник крабов, роскошный дворец Маннеринга, огромную гору устричных скорлуп и старый разбитый холодильник на крыльце дома Тайксов. Если бы я встретил кого-нибудь из них на улице, то узнал бы без труда. Я помнил, что у братьев Тайкс есть привычка подтягивать штаны. Ну, а Робинсон? Для меня он был безликим, лишенным индивидуальности человеком.
И потом, почему в Северной Каролине?
Этот штат лежит слишком далеко от нашей бухты, хотя, в принципе, и оттуда до нее можно было бы отлично добраться водным путем.
Следовательно, поиски преступника охватили гораздо больший район, чем мы предполагали. Видимо, полиция действительно всерьез занялась этим делом. Мэри и я проводили розыск лишь в ближайших окрестностях, а власти наверняка охватили следствием весь Чесапикский залив с его многочисленными ответвлениями и рукавами, разослали описание яхты и преступников, привлекли к делу множество сотрудников из разных мест.
Властям необходимо доверять.
Наконец вдали появились небоскребы Нью-Йорка. Они поднимались над районом Нью-Джерси словно гигантские миражи и на фоне голубого неба сияли, как вершины сказочных гор.
Было три часа.
Я представил себе, чем сейчас занята моя жена, моя отважная, любимая жена. Вот она в темно-коричневом твидовом костюме, засунув руки глубоко в карманы, стоит напротив обвиняемого в какой-то мрачной камере и смотрит ему в глаза. Было три, то есть время, когда Мэри должна принять решение, имеющее далеко идущие последствия. От этого решения будет зависеть жизнь человека. Не растеряется ли моя Мэри? Я надеялся, что, опознав голос, она не забудет расспросить и обо всем остальном, а именно: о телефонных угрозах, происшествии с автомобилем, письме с пиратским флагом. Почему и с какой целью он это делал? Чего добивался этот сексуальный маньяк из маленького провинциального городка? Я все еще не мог его себе представить. Мне были совершенно непонятны мотивы его поступков… но ведь мы ничего о нем не знали, он даже не значился в нашем списке подозреваемых. Видимо, он или круглый идиот, или эротоман.