Я повернулась, чтобы заглянуть внутрь сарая. Он поспешно сказал:
— Не надо, миссис Барлоу!
Но было уже поздно. Его слова заставили меня вспомнить картину, увиденную раньше: человек, согнувшийся на подножке старого «линкольна»; ноги подогнуты вниз, будто он встал на колени, а голова — в кабине, удерживаемая в этом положении толстым дверным стеклом, вывернутым так высоко, как позволила его шея. Одно колесо с машины снято, и «линкольн» съехал с домкрата, вероятно, в результате отчаянных попыток жертвы освободиться. Это был Артур Хестон.
— Я еще не вызывал полицию, — сказал Питер. — Боялся оставить вас.
Он пошел к крану, установленному у ворот сарая, чтобы смочить материю холодной водой. Вернувшись, он снова положил мне на лоб компресс и через некоторое время помог мне подняться на ноги. Обернувшись на секунду, я увидела лицо Артура Хестона через ветровое стекло. Оно было почти черным, язык торчал изо рта, точно переваренная сосиска, налитые кровью глаза были выпучены, как у рыбы, выброшенной из воды. Между дверной рамой и верхним краем стекла с трудом могла пройти рука.
— Вам лучше посидеть, — сказал Питер. Он, видно, боялся обморока и был недалек от истины.
— Только не в доме, Питер. Пойдемте в мою машину. — Я сама не понимала, почему один вид дома внушал мне ужас.
Мы добрались до автомобиля, и Питер усадил меня на переднее сиденье. Я с облегчением опустилась на него.
— Я сяду за руль и отвезу вас домой, миссис Барлоу, а велосипед пристрою сзади. Но боюсь, что сначала нам придется дождаться полиции.
Я показала ему, где находится телефон, и предупредила, что надо соблюдать осторожность. Он погрузил велосипед в машину и ушел звонить. Я медленно приходила в себя.
Сначала я вспомнила только то, как вошла в дом; мало-помалу всплыло и все остальное: комната Грейс, фотографии Артура Хестона, детская, парики, джинсы в пятнах краски, теннисные туфли и ящик с патронами, крик, похожий на предсмертный вопль, и странный глухой стук, который, как я теперь поняла, произвел упавший с домкрата автомобиль.
Я вздрогнула, представив в мыслях всю сцену: Артур поддомкратил «линкольн» и, вероятно, трудился над колесом; вот он прервал свою работу и подошел к окну автомобиля, чтобы побеседовать с убийцей. Последний был, разумеется, ему знаком и внушал доверие. Никакой чужак не мог бы спрятаться на переднем сиденье в ожидании удобного момента. Вероятно, разговор через открытое окно носил оживленный или шутливый характер, хотя я и не представляла себе, как Артур мог пошутить с кем бы то ни было. И пока они разговаривали, убийца перебрался на сторону пассажира (а может, сидел там с самого начала) и, улучив момент, молниеносно напал на Артура. Кто бы это ни был, он должен был быть очень проворным, чтобы предупредить инстинктивную попытку Артура вытянуть голову назад, когда тяжелая стеклянная панель окна вдруг стремительно рванулась к его ничем не защищенному горлу; кроме того, убийца должен был быть сильным, чтобы помочь оконному механизму удерживать голову Артура будто в тисках, препятствуя его отчаянному — не на жизнь, а на смерть — сопротивлению.
Я была рада, когда Питер возвратился и сел ко мне в машину. Убийца мог быть все еще где-то здесь, поблизости; я воображала, как он сидел один, в моей машине, поджидая меня. Питер сообщил мне, что полиция уже выехала. Вскоре мы услышали отдаленные звуки сирены, становившиеся все громче, и вот уже подъездная дорожка заполнилась полицейскими машинами, среди которых была и машина «Скорой помощи». Поднялась невообразимая сумятица, в которой я не принимала участия, пока у дверей не появился лейтенант Фишер.
Он сразу же узнал меня, но не показал вида. Представляясь заново, он сделал ударение на слове «лейтенант», желая отделить себя от остальных заполнивших сарай. В числе последних был Отис Крэмм. В первую нашу встречу я не уделила лейтенанту особого внимания, потрясенная видом обезображенного лица Розы. Теперь появилась возможность познакомиться с ним поближе, вследствие чего у меня неожиданно возникла смешная мысль, что он похож на другого Фишера, по имени Джерими, лягушонка из книжки Беатрис Поттер, который, свалившись с листка кувшинки, едва не угодил в пасть огромной и кровожадной форели. Рот у лейтенанта уголовной полиции был большой и вялый, кожа на лице изжелта-бледная, глаза навыкате, волосы тонкие и жидкие, едва прикрывающие довольно крупный череп, казавшийся неестественно плоским сверху, а снизу переходящий сразу в плечи, так как шеи не намечалось вовсе.