— Так вы и есть та дама, которая обнаружила труп?
Я призналась, что это я и есть, а Питер рассказал, как он нашел меня, лежащую без сознания на полу сарая.
Лейтенант бросил в его сторону суровый взгляд, отклоняя его вмешательство, и продолжал допрос, не считаясь с тем, что я пережила и в каком состоянии нахожусь.
— Вы видели убийцу?
— Нет, не видела. Я только слышала едва различимые звуки шагов.
— Что вы здесь делали?
Его прокурорский тон порождал чувство протеста. Я никогда не считала, что в чрезвычайных ситуациях надо сразу вызывать полицию. Конечно, не все они так глупы, как, скажем, Отис Крэмм, но тем не менее большинство из них вряд ли видят разницу между отъявленным преступником и интеллигентным добропорядочным гражданином; карьера блюстителя законов слишком часто привлекает неврастеников, нуждающихся в бляхах, оружии и особых полномочиях, чтобы утвердить себя наравне со всеми остальными людьми.
Я убедилась, что лейтенант Фишер не составляет исключения. Инстинкт подсказывал мне, что надо быть с ним осторожной, иначе он от меня не отстанет и даже может заподозрить в чем-то. Неожиданно для себя я выдала ему придуманную версию:
— Проезжая мимо, я увидела Артура у дверей сарая и остановилась, чтобы поздороваться. Мы с ним старые друзья.
Выражение его лица оставалось, как всегда, неизменным.
— Вы заходили с ним в дом?
— В дом? Нет, не заходили.
— Вы не поили его чаем или кофе?
— О Боже! Конечно, нет!
Прежде чем я сообразила, что побудило его задать этот вопрос, он сказал:
— Мотор вашего автомобиля холодный как лед, миссис Барлоу. Сколько же времени вы пролежали без сознания? Кроме того, на кухне в раковине найдены две немытые чашки, а я полагал, что мисс Чедвик живет одна.
— Я не знаю, сколько времени я пролежала в сарае, — честно призналась я. — Да и вы приехали не вдруг, это потребовало времени.
— Девять с половиной минут, — перебил он. — Это потребовало девять с половиной минут. — Лицо его приняло неприятное торжествующее выражение. — В такую погоду мотор остывает за тридцать — сорок минут. Самое меньшее.
У меня екнуло сердце, когда я мимоходом вспомнила о штрафной карточке, наклеенной на ветровом стекле моего автомобиля. Оставалось надеяться на то, что лейтенант ее не заметил. Но мысль о ней прибавила мне задора, и я представила себе, что бы сказала Эсси в сходных обстоятельствах. Она была не из тех, что пасуют перед полисменами, напротив, они всегда вызывают у нее презрительную иронию, которую она даже не пытается скрыть.
Я дерзко поглядела Фишеру прямо в лицо и улыбнулась так неприкрыто весело, как только позволяла моя жуткая головная боль.
— Вы правы, сержант.
Он буквально задрожал от подобного понижения в звании.
— Должна признаться, что поделикатничала из скромности, — продолжала я как ни в чем не бывало. — Я действительно входила в дом, в частности, в туалет, который находится наверху, в спальне мисс Чедвик. В нижнем туалете нет сиденья.
Спрятавшаяся во мне Эсси одержала победу. Фишер должен был сдаться, храня более мрачное, чем всегда, выражение лица.
— Вы не прикасались к трупу?
— Боже меня упаси! — На этот раз мне не было нужды притворяться.
Последний вопрос переполнил чашу терпения Питера. Он склонился надо мной и сказал сердито:
— Пора кончать, лейтенант! Миссис Барлоу надо везти в больницу, а не мучать вопросами.
Мой инквизитор побагровел. Я подумала, что он прикажет арестовать Питера. Но, к моему удивлению, Фишер отступил. Раскрыв записную книжку, он отыскал мою фамилию.
— Маргарет Барлоу, Южная Уотер-стрит, Эдгартаун?
Я кивнула. Он захлопнул книжку и сказал:
— Если надумаете выехать с Острова, миссис Барлоу, дайте нам знать. Вы нам можете понадобиться.
Питер пробормотал что-то сквозь зубы о «полицейских ищейках» и, рывком включив скорость, выехал на дорогу, не обращая внимания на то, что Фишер собирался сказать что-то еще.
— Как вы себя чувствуете, миссис Барлоу? — заботливо спросил мой спутник.
Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Мне было худо: жутко болела голова, нестерпимо ныла шея.
— Спасибо, Питер, все в порядке. Мы ведь договорились, что вы не будете называть меня миссис Барлоу. Я чувствую себя восьмидесятилетней в такие минуты.
Он засмеялся.
— Однако, независимо от того, что вы чувствуете в эту минуту, вам сейчас не дашь более сорока.
Я исхитрилась улыбнуться.
— Вы — просто прелесть. Хотела бы я, чтобы это так и было.
Взглянув на него, я подумала: «Надеюсь, что женщина, которой он достанется, будет отдавать себе отчет, как ей повезло».