Я ощутила, как когда-то, жуткую предгрозовую тишину, когда даже птицы прячутся и замолкают. В памяти моей всплыли подробности моего первого посещения усадьбы Грейс. По всей вероятности, это было заметно по моему лицу, потому что Эстелла взяла меня за руку и деликатно спросила:
— Может, вам лучше не стоит, Маргарет? Я могу пойти и одна.
Я заставила себя улыбнуться.
— Не говори глупостей!
Я зашла так далеко и теперь пойду до конца, подумалось мне. К тому же меня вовсе не грело стоять одной в сарае, ожидая ее возвращения. С сараями у меня были связаны не самые приятные впечатления.
Эстелла пошла вперед к кирпичной стене, по чуть заметной тропинке среди кустов. Меня удивляло, откуда она так хорошо знает эти места.
— Я была здесь со своей матерью прошлым летом, когда мы сделали попытку повидаться с Грейс. Мы заехали с другого конца Ти-лейн, но дорога была перегорожена деревом, и мы не могли проехать иначе, как через дорожку Оуэна.
Мы перелезли через стену по приступкам, рядом с которыми валялись выпавшие из стены кирпичи — в соответствии с тем, как рассказывала Эсси, и очутились на заросшей задней лужайке с заиленным прудом посредине, в котором встретила свою смерть Роза, и с злополучным деревом, где нашел свой конец Оуэн.
Кто-то, вероятно полиция, закрыла все ставни в доме Грейс, и вверху и внизу; дверь на кухню также была закрыта. Вокруг ни души.
— Держу пари, что Крэмм вернулся на переднюю дорожку, — шепнула мне Эстелла.
Я подергала кухонную дверь — она была заперта изнутри. Эстелла указала куда-то в сторону: в одном из окон поблизости от нас стекло было разбито. Мы подошли туда. Ни слова не говоря, она просунула руку внутрь, открыла шпингалеты, подняла стекло и бесшумно скользнула через подоконник. Окно было довольно низкое, и я последовала за ней. Мы оказались в маленькой холодной кладовке, сообщавшейся с коротким переходом, ведущим в заднюю переднюю, расположенную перед кухней.
Не буду описывать заново, как мы шли через этот холл, откуда вела узкая витая лестница, терявшаяся высоко вверху; как, проходя мимо кухни, я вспоминала свои страхи, что кто-то может сидеть там за столом; не буду также описывать буфетную, окутанную мраком столовую; замолкнувшие теперь старинные часы; ощущение нереальности происходящего, овладевшее мною, когда мы проходили через замерший в молчании большой холл, освещаемый необычным светом, просачивающимся сквозь разноцветный стеклянный купол. У меня было такое чувство, что вся моя жизнь замкнулась так или иначе на «Марч Хаусе».
Я повела Эстеллу по главной лестнице к первой площадке, откуда я в тот раз увидела Артура сквозь итальянское окно над парадной дверью, а теперь видела Отиса Крэмма. Джип, как и предполагала Эстелла, вернулся обратно, и Отис стоял рядом с ним, ведя наблюдение за дорогой. Я поймала себя на мысли об Эсси, которая часто превышала скорость: надеюсь, она не поедет по этой дорожке, пока он здесь, и не заработает штрафную карточку. Предельная скорость на Ти-лейн была 25 миль, а сейчас Отис Крэмм был настроен штрафовать каждого, кто превысит ее даже на одну милю.
Я боялась даже подумать, что будет, если это произойдет. Отис хорошо знает ее пикап и не преминет инкриминировать ей даже превышение скорости без соблюдения правил, оскорбление представителя закона при исполнении обязанностей, сопротивление задержанию — это для начала. А если его довести до кипения, он способен на все, особенно если выпьет чарку-другую перед составлением протокола.
Эстелла, похоже, забыла обо всем на свете. Она издала победный клич, готовая созерцать поверженного врага вечно. Пришлось напомнить ей, зачем мы здесь, и увлечь ее наверх, в угловую спальню.
— Крэмм это еще полбеды, — шепнула я. — Если заявится сюда Фишер, мы будем иметь бледный вид.
Ставни в спальне были закрыты, оконные шторы задернуты. В комнате было темно и жарко. Я сразу же споткнулась о стул и замерла от страха: мне показалось, что шум был слышен на мили вокруг. Я попробовала включить свет, но ни одна лампочка не зажглась: вероятно, полиция отключила электричество. Однако Эстелла мигом отыскала бронзовый подсвечник со свечой и спичками.
— Он стоял на прикроватной тумбочке, — объяснила она.
И как только она его углядела, невольно подумалось мне. Эстелла поднесла к фитилю зажженную спичку, и, когда огонек разгорелся, на стены и пол легли длинные тени.
— Где детская? Там? — спросила Эстелла, указывая на противоположную дверь. Я кивнула и последовала за Эстеллой. Дверь была заперта, но ключ торчал в замочной скважине. Эстелла повернула его, и мы вошли в жаркую и душную комнату. Колеблющееся пламя свечи превратило тени лошадок, кукол и мишек в огромных горгулий, демонов и драконов, мечущихся по стенам и потолку.