Меня снова обуял панический страх. Я начала исследовать края двери. Нельзя ли снять ее с петель? Но она сидела так плотно, что мне не удалось нащупать ни малейшей щели между нею и косяком. Вряд ли в детской может найтись предмет, достаточно острый, чтобы можно было просунуть его в щель, и достаточно прочный, чтобы использовать его в качестве рычага.
Мой ужас все возрастал. Могу я разбить дверь каким-либо тяжелым предметом или выломать замок? И чем? Соображай побыстрее, Маргарет, время не ждет. Ящиком из письменного стола? Он недостаточно тяжел для этого. Стенкой от детской кроватки? Но как разобрать кроватку в такой темноте? Я уже направилась к ней ощупью и тут вспомнила о сейфе. Смогу ли я поднять его? Люк все еще был открыт. Я снова опустилась на колени и начала шарить руками в темноте, пытаясь сдвинуть сейф с места, но мне это не удавалось. Сейф был наглухо зажат между двумя железными брусками и, похоже, привинчен к ним.
Отчаявшись вынуть сейф, я поднялась на ноги. Дымом вроде еще не пахнет… Как давно я нахожусь здесь? Пять минут? Десять? Я глубоко втянула воздух. Может, дверь такая плотная, что дым сквозь нее не проходит? Я начала прислушиваться, не гудит ли пламя снаружи. Вроде нет. Может, Эстелла вовсе и не думает поджигать дом? Ведь он стоит больших денег. Может, мне грозит опасность совсем другого рода? Что, если меня не будут искать здесь? Как долго я смогу здесь продержаться в летнюю жару, без воды? А воздух? На сколько мне хватит воздуха в этой маленькой душной комнате?
Острое чувство страха сменилось тупым безразличием и головной болью. И тут я вспомнила, что в первое мое знакомство с детской был момент, когда потянуло легким сквозняком, а вслед за тем показалась любопытная мордочка белки, так меня напугавшей. Я встала неподвижно, стараясь снова ощутить дуновение воздуха, и мне это удалось. Может, это плод моего воображения? Да нет, откуда-то действительно подул едва заметный ветерок, точь-в-точь как тогда.
Откуда поступает этот воздух? Через неплотно вставленное окно? Через пол? Вдруг я вспомнила одну деталь, показавшуюся мне тогда малозначащей и потому забытую: в потолке, над комодом, где я обнаружила джинсы и туфли, потрескалась штукатурка; видимо, там протекала крыша.
Я нашарила стул, придвинула его вплотную к комоду и встала на него. Подняв руку, я ощутила под ней трещину. Из нее текла струйка холодного воздуха.
Я никогда специально не интересовалась, как строят дома, и знаю об этом понаслышке. Но мне известно, что штукатурка в старых домах кладется на порешетку из тонких деревянных планок, которые приколачиваются гвоздями к поперечинам, а те в свою очередь прибиваются к балкам. Если на них не лежит что-то очень тяжелое, их можно отбить ударами снизу и приподнять.
Мысленно я представила себе, как выглядит «Марч Хаус» снаружи. В одном крыле были междуэтажные перекрытия, над которыми располагались помещения для слуг. Попасть туда можно было по задней лестнице, начинающейся в узком кухонном холле. Однако над угловой спальней, как я помнила, не было ничего, кроме ската крыши и пары слуховых окошек, указывающих на то, что там был чердак.
Впервые за все время моего заточения у меня появилась надежда. Мне были нужны какие-то орудия. Но где их взять? Вдруг я натолкнулась на что-то, лежащее у моих ног. Это была деревянная лошадка-качалка. Ею не разбить прочную дверь, другое дело оштукатуренный потолок. Лошадка сделана на совесть, не то что нынешние эфемерные игрушки. Ее голова может быть использована как таран, а нижняя доска — как кирка.
Я с трудом подняла качалку — такая она была тяжелая, но другого выхода не было. Встав на стул, я начала бомбардировать потолок. Посыпались куски штукатурки, пыль, мышиный помет и Бог знает что еще. Я быстро сбила дыхание, у меня закружилась голова, я дважды упала со стула и больно ушиблась, но я продолжала свою работу. Отбитые планки я тянула за концы и вытаскивала. Мои руки и лицо болели от ссадин. Я упала в третий раз и поранила ногу. Но постепенно между потолочными досками образовывалась порядочная дыра.
И вот наконец сквозь щели в настиле просочился слабый свет. Его было еще мало, но он придал мне отчаянную энергию, и я, с обломками бедной лошадки в руках, обрушилась на доски. В какой-то момент мне показалось, что я больше не могу. Я залилась слезами и решила, что придется оставить надежду. Но тут я вдруг увидела, что полосы света стали значительно шире. Я собрала последние силы и ухитрилась нанести еще два отчаянных удара, после чего заржавевшие гвозди со скрипом подались, и на меня хлынул серый чердачный день.