Я была вне себя от радости. Концы досок были прибиты гвоздями к одной из поперечин, которые я обнажила. Если бы я начала свое наступление в другом месте, мне никогда бы не удалось сделать то, что я сделала. Я слезла со стула, пододвинула комод под проделанное в потолке отверстие, подтянулась на руках и просунула в дыру голову и плечи. Еще одно, последнее усилие, и вот я уже стою, обессиленная, запыхавшаяся, взмокшая от пота, на чердаке, а под ногами у меня зияет проделанная мною дыра. На ободранную ногу страшно взглянуть, кожа на пальцах изорвана в клочья, лицо и шея — в подтеках и царапинах; на губах ощущается вкус крови.
Чердак был просторный и загроможденный разным хламом, какой обычно сваливают на чердаки в загородных домах: старые стулья, клетки для птиц, рамы от старых картин, лыжи; даже поломанный бумажный змей, некогда нарядный и яркий, а ныне покрытый толстым слоем пыли.
В дальнем темном углу стоял стул с высокой спинкой. Я глянула и с замирающим сердцем увидела, что в нем кто-то сидит; не вдруг я поняла, что это была всего лишь порванная кукла Пьеро.
Одно из окон выходило на подъездную дорожку, видневшуюся сквозь ветви. Полицейский джип стоял на прежнем месте, но Отиса Крэмма поблизости не было. Наверное, засел где-нибудь в кустах и ведет наблюдение. А может, услышал мою стукотню и пошел выяснить, в чем дело. Я больше не опасалась столкнуться с ним, пожалуй, даже хотела этого.
Я отошла от окна. Теперь остается выйти из дома, и я буду в безопасности. Для этого мне нужно выбежать во двор, пересечь заднюю лужайку и через заросли кустов выйти на участок Эсси. Это не так далеко. Надо только взять себя в руки и заставить в последний раз проделать этот страшный путь: площадка, лестница, столовая, буфетная, кухонный коридор…
«Если выход с чердака заперт, — думала я, — на чердаке обязательно найдется что-нибудь подходящее, чем можно выбить дверь». Но когда я добралась до подножия пыльной крутой лестницы, дверь легко распахнулась. Она выходила на верхнюю площадку парадной лестницы, находящуюся всего в нескольких футах от затемненной комнаты для гостей, где тысячу лет назад я пряталась от Артура Хестона.
Помедлив, я положила руку на ручку двери и прислушалась. Кроме чириканья воробьев под застрехой, я не услышала ничего. Тихонько притворив за собой дверь, я двинулась дальше. Мне казалось, что в любой момент кто-то страшный может выйти из укрытия на чердаке или на маленькой лестнице и напасть на меня. Одновременно я испытывала страх и перед тем, что могло ожидать меня впереди. Кто знает, может, там притаилась Эстелла с пистолетом? Нервы мои были напряжены до предела.
На главной лестнице меня охватил новый приступ страха перед чем-то неведомым, пострашнее Эстеллы. Не спрашивайте меня, чего я боялась. Я не могла бы ответить тогда, как не могу и теперь. Это было более чем страх. Это было сродни ужасу в его чистом виде, и мне было ясно, что он сосредоточился в большой передней.
Я оказалась права: ужас и в самом деле ожидал меня у двустворчатой двери, ведущей в буфетную. Когда я вышла из-под разноцветного стеклянного купола, пропускающего на лестницу тусклый свет, я почти споткнулась о него.
Это был Отис Крэмм.
Он лежал навзничь, уперев руки в бока, с удивленно открытым ртом и смотрел на меня одним глазом, который теперь ничего не видел.
Другого глаза не было. На месте его зияла безобразная рваная рана, не оставляющая сомнений относительно характера его смерти.
Глава 23
Вокруг было очень много крови. Она разлилась по натертому паркету, образовав целую лужу под головой убитого. Помню, я подумала: какая она нестерпимо красная и как ее много. Глядя на пустую глазницу и на другой, неподвижный, глаз, казавшийся мне живым, я ожидала, что он вот-вот заговорит.
Я была не в состоянии пошевелить пальцем — только стояла и смотрела на Отиса. Я понимала, что мне надо бежать оттуда, но не могла. Номер охотничьего журнала валялся в луже крови, на обложке была помещена фотография охотника, целящегося из ружья прямо в читателя; однако лица охотника не было видно — его залила кровь.
И тут я услышала, что кто-то зовет меня. Знакомый голос звучал настойчиво и шел издалека. Я с трудом оторвала глаза от тела Отиса Крэмма. В полумраке столовой стояла Эсси.
— Ради всего святого, Маргарет, что ты здесь делаешь?