Тут она заметила штукатурку в моих волосах, мое окровавленное лицо и руки.
— О Боже, что здесь произошло?
Я была не в силах говорить. Эсси вышла ко мне в холл, увидела Отиса и остолбенела, хватая ртом воздух.
— Нет! Не может быть! — вскричала она.
— Он умер, — тупо произнесла я.
Она мне не отвечала и только глядела на меня широко открытыми глазами. «Она думает, что это я убила его», — пронеслось у меня в голове, повергнув меня в шок. Я услышала собственный голос, глухой и прерывающийся, как если бы он шел с далекого расстояния:
— Это не я! Не я…
Выражение ее лица смягчилось.
— Разумеется, не ты. — Она вновь посмотрела на мертвого.
— Господи, как это ужасно! Я работала в поле и услышала выстрел. Во всяком случае, мне показалось, что это был выстрел. А потом увидела, как от дома Оуэна на большой скорости отъехала машина. Я поспешила сюда и нашла заднюю дверь открытой.
Я тупо подумала о тех звуках, которые слышала, находясь в детской, и которые приняла за шум глушителя отъезжающей машины Эстеллы.
Окинув взглядом мертвое тело, Эсси подошла ко мне и покровительственным жестом обняла меня за плечи.
— Не надо больше смотреть на него, Маргарет. Тебе известно, кто это сделал?
— Эстелла. Эстелла Перкинс.
— Ты в этом уверена?
— Она заперла меня в детской. — Я расплакалась, будто малое дитя, и никак не могла успокоиться.
Эсси мягко увлекла меня в столовую.
— Не надо сейчас ничего говорить, Маргарет. Сейчас тебе надо уехать отсюда и привести себя в порядок. Мы поедем ко мне, и там ты мне все расскажешь; а потом мы решим, надо ли сообщать в полицию, или предоставить делу идти своим чередом. Мне не хочется, чтобы они мучили тебя допросами в таком состоянии.
Я плохо помню, что было дальше. Мне казалось, что не я, а кто-то другой покинул «Марч Хаус» и прошел по узеньким приступкам через кирпичную стену к дому Оуэна Фулера. Смутно помню, как Эсси везла меня к себе в своем пикапе. Я смертельно боялась — не Эстеллы, а полиции. Совет умыть руки, который дала Эсси, я не могла принять всерьез и, следовательно, не могла быть спокойной. Когда я объявлюсь, против ожиданий, живая и невредимая, Эстелла, разумеется, будет все отрицать, выгораживая себя и клевеща на меня. Возможно, она даже сочинит для себя алиби — Фрэнсис и иже с ним подтвердят любую ее выдумку. Несмотря на мои царапины и на повреждения в потолке детской, у Эстеллы больше шансов доказать свою непричастность к убийству, чем у меня. Фишер еще не вышел на нее, тогда как меня он если и не подозревает всерьез, то уж во всяком случае не жалует. Вряд ли я могу рассчитывать на его снисхождение.
Я пришла к выводу, что мне нужен адвокат. Опытный адвокат и Эсси, которая расскажет, как она меня нашла и в каком состоянии, — вот кто мне поможет. Я помню чувство облегчения, которое я испытала оттого, что могу теперь рассказать ей все о Бостоне, о том, что я там обнаружила, и все свои предположения о случившемся пять лет назад в «Антее»: об Алисе Уэбб, сброшенной анонимно в холодные воды Бостонского залива; о Грейс, убитой и перевезенной на остров Марты под видом Алисы. Слава Богу, теперь мне нет необходимости лгать.
Мы прибыли в «Пебблз», и я опустилась в глубокое кресло, которое Эсси перетащила из гостиной в кухню. Сама она хлопотала у печки, приготовляя крепкий чай из трав и приговаривая:
— Сначала выпей вот это, а потом займемся твоими порезами и ссадинами, и ты помоешься.
Чай имел отвратительный вкус, но он волшебным образом привел меня в чувство и вернул к действительности. Эсси, ее кухонька, летняя гроза, собирающаяся над мысом, отделенным от Острова проливом, — все стало четким и ясным, будто я смотрела на все через только что промытое стекло.
В жизни большую роль играет судьба, которая порой неожиданно и необъяснимо меняет ход событий. Я смотрела из окна на надвигающуюся грозу, отвлекшись на минуту и от мыслей о «Марч Хаусе», и от того, что там произошло. Эсси приготовляла примочки и мази, чтобы оказать мне первую помощь. И тут вдруг появилась судьба в облике человека, не имевшего никакого отношения ни к усадьбе «Марч Хаус» и случившимся там убийствам, ни ко мне. Даже к самой Эсси он имел весьма косвенное отношение. Это был Стиви Хаммонд, непрезентабельный, но аккуратно подстриженный молодой человек в чисто выстиранной серой униформе, которую он надевал, когда шел снимать показания счетчиков электрокомпании «Нью-Ингленд Пауэр энд Лайт».
Он подъехал на принадлежащем компании фургоне. Эсси, завидев его, сказала:
— Черти принесли этого Хаммонда!
Она поспешила закончить разговор и невзначай обронила фразу, которую наверняка не сказала бы, не будь ее внимание отвлечено в этот момент на другое: