Сержант Толлворти, похоже, вконец смутился: затеребил воротник, задвигал ногами, тяжело вздохнул и наконец выпалил:
— Да это ублюдок Фетхер мутит воду.
— Фетхер?
— Ага. Тот самый, который работает на пивоварне. Явился нынче в участок и заявил, что у него есть кое-какая информация, и правда, малость того, с душком… Вы уж простите мне такое словечко, джентльмены. Если бы этот Фетхер подкатился ко мне с тем, что он подслушал под дверью, я бы его!.. То же мне информация! Тьфу!
— И что же он сообщил?
— Говорит, подслушал, как вы ссорились с мистером Баннетом в пивоварне год или два тому назад. Слышал, что вы обещали Баннету увидеть его мертвым еще до того, как он осмелится что-то там сделать. А теперь, когда мистера Баннета убили, этот Фетхер сложил два плюс два и с ответом явился к Тайлеру. Вот и вся сказка. Вы не представляете, с каким трудом я удержался, чтобы этому мерзкому лгуну не врезать!
— К несчастью, он прав… Я имею в виду насчет нашей ссоры. У нас, действительно, состоялся бурный разговор об условиях труда на пивоварне, и, несомненно, Баннет позаботился, чтобы этот его шпион подслушивал его из укромного места.
— Вон оно как выходит, сэр. Худо, не так ли? Боком для вас — вот что я хочу сказать. Конечно, кому, как не мне, знать, что вы не убивали. Но этот Тайлер такой подозрительный малый… Ох, да что толочь воду в ступе? Это еще не самое плохое. Тайлер спрашивает: «Для чего убийца поместил тело в давильный чан? Да затем, — отвечает, — чтобы уничтожить следы того, каким образом было совершено преступление. Это наводит на мысль, что если бы тело сохранилось, то можно было бы заподозрить и кто убийца. А кто, наиболее вероятно, может убить одним из специфичных способов, как не врач? Ну, там наркотики, яд или особо тонкая работа ножом…» Я прошу прощения, сэр. Но уж, что есть, то есть. Для Тайлера до такого додуматься — это здорово!
— Увы, — вмешался Найджел, — боюсь, творцом этой зловещей идеи, теперь втемяшившейся ему в голову, являюсь я. Все же есть и иные точки зрения по этому поводу. Ночной сторож, в соответствии со своим расписанием, должен был посетить платформу, где стоят чаны, приблизительно без десяти двенадцать. Убийца мог прикончить Баннета прямо там, затем, услышав, как подходит сторож, или зная, что он вот-вот придет, в спешке запихнул тело в чан, просто чтобы избавиться от трупа.
— Ты не в лучшей своей спортивной форме, Найджел, — возразил Герберт. — Я мог бы проткнуть эту версию местах в двенадцати или около того. Так, например, убийца, кто бы он ни был, должен был быть хорошо знакомым с работой и географией пивоварни, следовательно, вполне мог бы позаботиться о том, чтобы сделать свою грязную работу в таком месте, куда сторож наверняка не придет.
— Да, — рассеянно согласился Найджел. — Мне вот что не дает покоя — почему старого Баннета вообще поместили в чан? Было ли это частью плана убийцы, или он действовал под влиянием момента? Твой аргумент, Герберт, похоже, отклоняет второй вариант. Ну, тогда выходит, это часть плана убийцы.
— Акт справедливости в духе поэзии, — предположил Толлворти, — утопить его в собственном пиве.
— В духе поэзии? А что?.. Габриэль Сорн… Такая возможность не исключается.
— Приступ слепой ярости? — предположил Каммисон.
— Но тогда напрашивается вывод, что и все преступление было незапланированным, а анонимное письмо говорит прямо об обратном.
— Совсем не обязательно, — не согласился Каммисон. — Определенный индивидуум — в некоторой степени аморальный, чувственный, невротический тип, грубо говоря, — вполне мог бы ощутить, как глаза заволакивает красная пелена после первого же удара. Знаешь, типа парня, который случайно переехал кошку автомобилем, а потом вылез и начал топтать ее ногами. На самом деле это страх, точнее, страх, смешанный с садизмом.
— Да, в моей школе был подросток вроде этого. Робкий, обидчивый, необщительный. Однажды другой мальчишка довел его до белого каления, и тот набросился на него, сбил на землю удачным ударом, а затем чуть не выбил из него мозги, пока обидчик валялся на полу. Мы втроем еле оттащили его от жертвы, и целых две недели пострадавший после этого провалялся в постели. Но вот может ли такой тип замыслить убийство или хотя бы заставить себя первым нанести удар? Вот в чем я сомневаюсь.
— Я бы сказал, такое маловероятно, но не невозможно, — ответил Каммисон. — Тип, которого мы сейчас измыслили, возможно, обладает богатым воображением и большой фантазер. Дав волю своей фантазии, он нарисовал в мыслях то, как совершил бы убийство: он вполне был способен послать анонимное письмо и даже самолично явиться на пивоварню. Но этим и ограничился бы. Но, допустим, Баннет обнаружил его затаившимся в засаде. Предположим, между ними произошла ссора, и наш убийца-фантазер на самом деле убил Баннета, скажем — с некоторой натяжкой — в порядке самообороны. Раз сбив его с ног по глупости, он мог ощутить вкус крови, образно говоря, и докончить начатое дело.