Когда Найджел повесил трубку, доктор Каммисон тихо прикрыл дверь своего кабинета. Затем, нахмурившись, встал посредине комнаты. Он все еще продолжал так стоять, когда минутой позже зазвонил дверной звонок. Герберт направился к двери.
Снаружи стоял Габриэль Сорн.
— Могу я видеть мистера Стрэнджвейса? — спросил он.
Глава 14
Зверь — вот цель твоей охоты!
Можно сказать, что с этого визита Габриэля Сорна началась последняя глава дела Баннета. Именно последняя, ибо вынужденное признание убийцы можно считать всего лишь эпилогом. Эта последняя глава — достойная кульминация предшествующих событий, настолько мрачных, отвратительных и обескураживающих, что с полным правом можно предположить — их завершение никоим образом не станет ординарным.
Эта ночь с понедельника на вторник была знаменательна не только поимкой хладнокровного и чудовищно изобретательного убийцы. Этой ночью, возможно, впервые имел место случай, когда плотного сложения полицейский едва не лишился чувств, и вовсе не от потери крови. Кроме того, в эту ночь Габриэлю Сорну выпала честь, скорее всего, в первый и последний раз в жизни — проявить отвагу, иначе эта ночь могла бы стать свидетельницей полного разрушения пивоварни Баннета, гибели нескольких уважаемых граждан Майден-Эстбери и Найджела вместе с ними.
Итак, в девять двадцать Габриэль Сорн, заявивший Каммисону, что он хотел бы поговорить с Найджелом, был проведен в его комнату. Молодой человек, как заметил Найджел, находился во власти с трудом подавляемых эмоций: его левое веко спазматически подергивалось от нервного тика, ершистость и импульсивность манер проявлялись даже ярче, чем прежде. Сорн уселся на стул, сцепив руки так, что костяшки пальцев побелели, словно он находился в кресле дантиста и перед его глазами маячило зубное сверло. Но Найджел был слишком занят анализом такого поведения Сорна, чтобы испытать к нему жалость или отвращение.
— Не нашли еще убийцу? — спросил Габриэль.
— Полиция, как я понимаю, уверена в скором его аресте, — отозвался Найджел.
— И вы уверены? В ваших устах это прозвучало так, будто вы скорее сомневаетесь.
Последняя часть фразы прозвучала тоже как вопрос, но Найджел не стал на нее реагировать. Лучший способ разговорить кого-то — это ему было хорошо известно — помалкивать самому, вынуждая другого подыскивать нужные слова. Найджел уставился на свои ботинки, как бы отказываясь от общения.
Спустя секунд десять Сорн не выдержал:
— Так как насчет вас лично? Есть ли у вас своя версия насчет того, кто убийца?
— Нет у меня никакой версии, — мягко ответил Найджел, затем, внезапно подняв светло-голубые глаза и пристально глянув на Сорна, добавил: — Видите ли, я знаю, кто убийца.
Руки Сорна конвульсивно дернулись, движение, которому он попытался придать видимость жеста.
— Вы?.. Ох, ну и ну. Это именно то, что я и предполагал.
Найджел вновь погрузился в молчание, так действующее на нервы его собеседнику.
— Ну, проклятье, — вырвалось наконец у Сорна, — почему же вы не арестуете его?
— Возможно, мне не хватит доказательств, чтобы убедить полицию. И опять же, может, я точно не знаю, где он сейчас.
Габриэль Сорн это проглотил не разжевывая. Затем, явно пытаясь собраться с мыслями, с напускной небрежностью произнес:
— Могу спросить? Убийца я?
— Вам лучше знать, мистер Сорн. Кому как не вам знать.
Габриэль издал короткий странный смешок, в котором прозвучала искренняя насмешка.
— …Потому что если я и есть он и если вы… как только что намекнули… пока еще не поделились этим с полицией, в моих интересах всадить нож в вашу мужественную грудь как можно скорее. Что теперь скажете?
— Ну это вряд ли. В конце концов, Каммисон и, предположительно, служанка знают, что вы в моей комнате. Нет, я назвал бы такое поползновение чистым безумием с вашей стороны.
— Каммисон? Да. — Сорн немного откинулся на стуле. — Я вот думаю о моей матери. Знаете, она горда. Горда и бедна. Кровь графов, как мне стало известно из достоверных источников, течет в венах Сорнов… конечно порядком разбавленная. Вот я и размышляю, не слишком ли она горда, чтобы согласиться взять деньги Юстаса?
— Если откажется, поступит плохо по отношению к вам.
— Да. Понимаете, ее согласие дало бы мне возможность бросить пивоварню и посвятить себя всецело поэзии. Несомненно, вы сейчас думаете: «Упаси нас боже от этого!» — Добавил он, как бы защищаясь.
— О нет. Ничуть! Я сказал бы, что вы пишете хорошие стихи. У вас был верный стимул: «Мы познаем в страданиях» и все такое.