— Уверяю тебя…
— Бедный мой оборотень, — сказала Катрин, целуя его в щеку.
Она помогла ему снова лечь, подоткнула одеяло, все с той же ласковой решимостью, которая расставляла все по своим местам и так удачно сочеталась с этим светом, тишиной и покоем школы. Раймон погрузился в сон.
Когда он проснулся, она сидела у его изголовья, вязала свитер. Она приподняла вязание, чтобы он смог рассмотреть.
— Правда, красиво получается?.. Ну как, тебе лучше?
— Уже есть хочется, — сказал Раймон.
Катрин от души рассмеялась, как будто она вызвала его голод и страшно этим гордилась.
— Все готово. Надеюсь, тебе по-прежнему нравятся наша кровяная колбаса и грибная похлебка… Ты там так изменился… Пойду подогрею… Я выстирала и погладила твое белье… Кстати, можешь шуметь. Мы одни.
— Спасибо, Катрин.
Он был страшно растроган. Чистая рубашка, безупречная стрелка на брюках и все остальное: запах дома, ветер гор, раздувающий занавески… Смешно, но у него прямо горло перехватывает… Внизу Катрин гремела кастрюлями. Он вдруг вспомнил мелодию песни: «Я тебя обнимал…» Обнимать Катрин… И больше ни о чем не думать!.. Он спустился вниз, остановился на пороге классной комнаты. С доски еще не стерли пример на сложение. Под стеклом меры объема, веса, строго выстроенные оловянные и медные гирьки… карта Франции, глобус, на стенах — лучшие детские рисунки… Все понятно и ясно. И никакого обмана! Он вошел в кухню, и Катрин, словно так и надо, подставила ему щеку для поцелуя.
— Садись вот здесь… Видишь, у меня тесно.
Она убрала со стула газеты.
— Я покупала все, в которых писали о тебе… Получилась целая кипа.
Все так же улыбаясь, она налила Раймону супа.
— Горячо! Не обожгись.
Она смотрела, как он ест. Он чувствовал, что напряжение спадает. Наступила минута, когда он откинулся на спинку стула, положил руки на скатерть ладонями вниз и улыбнулся.
— Ну как? — спросила она. — Приходишь в себя?.. Прошло твое безумие?
— Ой, давай не будем об этом, — устало произнес он. — Мне все равно от этого не избавиться, ты же понимаешь.
— Все дело в твоей подружке… этой Валери…
— Кати! Не будь злюкой!
— Ты ее любишь?
— При чем тут это? Какое отношение имеет одно к другому? Что она могла мне сделать?
— Господи, Раймон, каким же ты можешь быть глупым, когда захочешь!.. Подумай же, наконец!.. Ты никого не убивал, но получалось так, будто ты убил всех троих. Значит, непременно кто-то постарался, подтасовал карты.
— Во всяком случае, не Валери.
— Правда?.. Тогда объясни мне, что произошло с твоей пижамой?
— А что с ней произошло?..
— Ты сказал, что Жода повесили на поясе от твоей пижамы. А тебе не пришло в голову, что Валери просто спрятала его, когда вы вернулись домой, чтобы создать видимость улики?
— Это ни в какие ворота не лезет!
— Даже так! Ты говоришь, что задушишь Жода; приходишь к нему, а он мертв; повесился на поясе, который как две капли воды похож на твой… И хочешь, чтобы твоя милая подружка упустила такую возможность?.. Нет?.. Не доходит? Разве тебе не ясно, что, как только Валери получила возможность сказать: «Это Раймон убил Жода», ты оказался у нее в руках?.. Я, мол, пыталась его удержать, побежала следом, но опоздала…
— Ей-богу, ты ревнуешь!
— И что с того?.. Тебе повезло, что я ревную… потому что зато я прекрасно вижу всю подоплеку твоего безумия! Только женщина может разобраться в женских интригах!
— Но, Кати, какая надобность Валери держать, как ты говоришь, меня в руках?
Катрин горько рассмеялась и пожала плечами.
— Сама невинность!.. Да ты стал ее собственностью… ты больше пальцем не мог шевельнуть, не получив у нее разрешения. Думаю, таким шлюхам нравится, когда они могут помыкать теми, кто их содержит… Я уж молчу о другом… что просто бросается в глаза.
— Не говори только, что это она убила Коринну.
— К несчастью, она никого не убивала… Во всяком случае, пока. Если дать ей такую возможность, она прикончит тебя… Ты не читал, что она сообщила прессе?
Раймон протянул руку к графину с вином, но Катрин опередила его.
— Нет… С этим покончено!.. Если бы ты меньше пил!..
— А ты поставь меня в угол!
В глазах Катрин блеснули слезы.
— Зря я так о тебе беспокоюсь, — прошептала она.