— Верно, — кивнула Пилар. — Я пережила кучу приключений, пока выбралась из Испании. Нас бомбили, погиб мой шофер. Там, где у него была голова, все было в крови. А я не умею водить машину, поэтому мне пришлось очень долго идти пешком. А я никогда не хожу пешком. У меня были стерты все ноги…
— Тем не менее вам удалось, добраться сюда, — улыбнулся полковник Джонсон. — Ваша матушка часто рассказывала вам о дедушке?
— О да, — весело кивнула Пилар. — Она называла его старым дьяволом.
Эркюль Пуаро улыбнулся.
— А каким он показался вам, мадемуазель, когда вы очутились здесь? — спросил он.
— Очень, очень старым, — ответила Пилар. — Он не вставал с кресла. Но мне все равно он понравился. Наверное, в молодости он был очень красивым. Вроде вас, — добавила Пилар, повернувшись к Сагдену. Она с наивным удовольствием смотрела на инспектора, а тот даже покраснел, услышав этот комплимент.
Полковник Джонсон подавил смешок. Это был один из тех редких случаев, когда флегматичный инспектор смутился.
— Но, конечно, — с сожалением продолжала Пилар, — он не был таким высоким, как вы.
Эркюль Пуаро вздохнул.
— Вам нравятся высокие мужчины, сеньорита? — спросил он.
— О да, — воодушевилась Пилар. — Мне правятся высокие, рослые мужчины, широкоплечие и сильные.
— Приехав сюда, вы часто видели вашего деда? — поинтересовался полковник Джонсон.
— О да, — ответила Пилар. — Я много времени проводила у него. Он рассказывал мне о своей жизни, о том, каким он был грешником, чем занимался в Южной Африке.
— А говорил ли он вам, что у себя в спальне храпит в сейфе алмазы?
— Да, он мне их показывал. Но они не были похожи на алмазы. Скорее на простые камешки, причем очень некрасивые.
— Значит, он вам их показывал? — переспросил инспектор Сагден.
— Да.
— Но ни одного не дал?
— Нет, — покачала головой Пилар. — Я надеялась, что, может быть, в один прекрасный день, если я буду ласкова с ним и буду часто заходить к нему… Потому что старые джентльмены любят молоденьких девушек.
— Вам известно, что алмазы похищены? — спросил полковник Джонсон.
— Похищены? — Глаза Пилар расширились.
— Да. Как вы думаете, кто мог их взять?
— Хорбери, конечно, — не задумываясь ответила Пилар.
— Хорбери? Вы имеете в виду камердинера?
— Да.
— Почему вы так думаете?
— Потому что у него на физиономии написано, что он вор. Глаза у него бегают, ходит он бесшумно, подслушивает у дверей и похож на кота. А все коты — воры.
— Гм, — не согласился полковник Джонсон. — Ладно, пусть будет так. Теперь вот что. Насколько я понимаю, все члены семьи во второй половине дня собрались в комнате вашего деда и там были произнесены весьма суровые слова в их адрес.
Пилар кивнула и улыбнулась.
— Да, — подтвердила она. — Было ужасно интересно. Дед так их разозлил!
— И вам это понравилось?
— Да, я люблю смотреть, когда люди сердятся. Очень люблю. Но здесь, в Англии, они не умеют так сердиться, как у нас, в Испании. В Испании люди вытаскивают ножи, кричат, ругаются. В Англии же они не делают ничего подобного, только краснеют и стискивают зубы.
— Вы помните, что там говорилось?
— Не уверена, — с сомнением ответила Пилар. — . Дед сказал, что от них всех нет никакого толку… что у них нет детей. Сказал, что я лучше их всех. Я ему очень понравилась.
— А про завещание или деньги он упомянул?
— Про завещание, по-моему, нет. Не помню.
— И что было дальше?
— Все ушли, кроме Хильды, такой толстой, жены Дэвида, она осталась в комнате.
— Вот как?
— Да. Дэвид выглядел очень смешным. Он весь дрожал и был белым как мел. Казалось, ему вот-вот станет плохо.
— И что потом?
— Потом я пошла и отыскала Стивена. Мы танцевали под граммофон.
— Стивена Фарра?
— Да. Он приехал из Южной Африки. Сын дедушкиного партнера. Тоже очень красивый. Загорелый, рослый, и у него чудесные глаза.
— Где вы были, когда произошло убийство?
— Сначала я была в гостиной вместе с Лидией. Затем отправилась к себе в комнату, чтобы подкраситься. Я собиралась опять потанцевать со Стивеном. А потом я услышала крик, и все куда-то побежали, и я побежала вслед за ними. Гарри со Стивеном старались взломать дверь в дедушкину комнату. Им это удалось. Они оба рослые и сильные.
— А затем?
— Затем, — хлоп — дверь упала, и мы все заглянули внутрь. Ну и зрелище! Все было переломано, перевернуто, а дед лежал в луже крови, и глотка у него была перерезана вот так, — она провела ребром ладони себе по шее, — от уха до уха.