— Итак, как вы изволили выразиться, — задумчиво произнес Пуаро, — на сцену вновь выходит Пилар Эстравадос…
— Да, но только как воровка. Возможно, поняв, что старик проведал о пропаже алмазов, она потеряла голову от страха, напала на деда и убила его.
— Пожалуй… — осторожно согласился Пуаро.
Инспектор Сагден пристально взглянул на него.
— У вас другая идея, мистер Пуаро? Какая же? Объясните.
— Я постоянно возвращаюсь к одному и тому же — к характеру покойного. Каким человеком был Симеон Ли?
— В этом нет особой тайны, — удивился Сагден.
— Тогда расскажите мне. Расскажите, каким он был с точки зрения местного жителя?
Сагден задумчиво потер подбородок. Вид у него был озадаченный.
— Я ведь не местный. Я приехал из Рившира. Это — соседнее графство. Но, конечно, мистер Ли был известной фигурой и в наших краях. Правда, все, что я про него знаю, мне известно с чужих слов.
— Да? Так что же вам известно с чужих слов?
— Он был хитрая бестия — не многим удавалось его обойти. Но зато скупердяем не был. Его считали щедрым. Не понимаю, почему мистер Джордж Ли — полная ему противоположность, ведь он сын своего отца?
— В семье всегда есть две наследственные линии.
Альфред, Джордж и Дэвид похожи — даже внешне — на своих родственников по материнской линии. Я сегодня утром рассматривал семейные портреты.
— Человек он был вспыльчивый, — продолжал инспектор Сагден, — и пользовался репутацией бабника, разумеется в молодости. Теперь-то он уже давно болен. Но и тогда вел себя благородно. Если случалась беда, он не жалел денег и помогал девушке выйти замуж. Может, он и был дурным человеком, но не подлым. К жене он относился плохо, бегал за другими женщинами, а ею пренебрегал. Говорят, что он разбил ей сердце и она умерла. Но она и вправду была несчастлива, бедняжка. Часто болела и редко выходила на люди. Мистер Ли, несомненно, был человеком неординарным и, между прочим, необычайно мстительным. Причиненную обиду он не забывал долгие годы независимо от того, сколько ему приходилось выжидать.
— «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» — пробормотал Пуаро.
— Скорее жернова дьявола! — сурово произнес инспектор Сагден. — В этом человеке не было ничего Святого. Он был из тех, про кого говорят, что они продали душу дьяволу и не жалеют об этой сделке! И он был гордым, надменным, как Люцифер!
— Гордым, как Люцифер! — повторил Пуаро. — Что ж, ваши слова наводят на кое-какие размышления.
Сагден снова выглядел озадаченным.
— Вы хотите сказать, что его убили из-за его гордыни? — спросил он.
— Нет, — ответил Пуаро. — Просто я хочу сказать, что существует такая вещь, как наследственность. Симеон Ли передал эту гордыню своим сыновьям…
Он умолк. Из дома вышла Хильда Ли и остановилась, оглядываясь по сторонам.
3
— Я искала вас, мистер Пуаро, — призналась Хильда Ли.
Инспектор Сагден, извинившись, ушел в дом. Глядя ему вслед, Хильда сказала:
— Я и не знала, что он с вами. Я думала, он с Пилар. Славный человек, такой внимательный.
У нее был приятный, чуть низкий голос.
— Вы сказали, что искали меня? — переспросил Пуаро.
Она наклонила голову:
— Да. По-моему, вы тот человек, который может помочь мне.
— Буду рад сделать это, мадам.
— Вы очень умны, мистер Пуаро, — сказала Хильда. — Я убедилась в этом вчера вечером. Есть вещи, в которых вы легко разбираетесь. Я бы хотела, чтобы вы поняли моего мужа.
— Да, мадам?
— Я бы не стала говорить об этом с инспектором Сагденом. Он не поймет. А вы поймете.
Пуаро поклонился:
— Вы оказываете мне честь, мадам.
— Мой муж уже много лет, собственно, с тех пор, когда я вышла за него замуж, страдает, я бы сказала, эмоциональной неустойчивостью.
— Вот как?
— Когда человек страдает от физического недуга, боль постепенно исчезает, рана залечивается, кость срастается. Остается, быть может, лишь небольшая слабость, неприметный шрам, но не более того. Мой муж, мистер Пуаро, в самом чувствительном возрасте пережил сильнейшую душевную травму. Он обожал свою мать и оказался свидетелем ее смерти. Он считал, что отец несет моральную ответственность за это. От этого потрясения он так и не оправился. И всю жизнь испытывал неприязнь к отцу. Это я убедила Дэвида приехать сюда на Рождество, помириться с отцом. Я хотела — ради него самого, — чтобы эта душевная травма залечилась. Теперь я понимаю, что приезд сюда был ошибкой. Симеон Ли доставил себе удовольствие растравить эту незажившую рану, а это было крайне опасно…