Выбрать главу

Джеральд так спокойно принял эти условия, что Беата принялась вспоминать, не подливала ли ему приворотного зелья на самом деле. Может, в детстве на бедняге проверила, а оно до сих пор действовало?

Любовь была страшной штукой. Безумной и опасной.

— Привет, — Джеральд показался на пороге комнаты, — ужин готов. Идем есть.

Беата аккуратно спустила Пуховку на пол, почесав за ухом в извинение. Прощально погладила дремлющую на подлокотнике кресла Мглу. Подошла к Джеральду и оглядела его. Высокий, подтянутый, с приятной внешностью и ясными голубыми глазами. Обычный мужчина. Ничего неординарного.

Так почему же она не превратила его в жабу за все его фокусы?

Джеральд наклонился и поцеловал ее.

Беата расслабилась и обвила руками его шею.

Потом превратит. Через годик или два. Через пять он сам взвоет и побежит к Калунне, разрывать сделку и молить о свободе. А пока пусть любит, раз уж добился своего. Беате нравилось, когда ее любили.

А этого упрямого дурака она полюбила и безо всяких приворотов. И чего воду мутил?

Они несколько увлеклись, и еда все-таки остыла.

— Я купил все, что ты просила в Морланде, — сообщил Джеральд, бодро расправляясь с ростбифом, — что-нибудь еще нужно?

— Да. Все, кроме одного комплекта одежды, завтра отнеси в дом. Запасные ключи возьмешь на тумбочке.

— Понял. Как день прошел?

— Хлопотно. Будь моя воля, я бы не вылезала из постели до весны.

— А разве все происходящее — не твоя воля?

Уел. Она сама все это затеяла, самой и приходилось трудиться. Но кто бы на ее месте отказался?

— Моя. Но я никогда не занималась столь грандиозными вещами и не уверена, хватит ли мне сил.

Джеральд вскинулся.

— Если ты передумала, то я готов сам сообщить об этом Калунне. Она рассердится на меня, а потом остынет и спокойно поговорит с тобой. Заберешь их годы жизни, как и предлагалось вначале. Хочешь, я схожу на пустоши, как поем?

— И откуда в тебе столько энергии? — вздохнула Беата и послала ему нежную улыбку. — Нет, милый. Я волнуюсь не об этом, а о распространении культа вересковой богини. Награды она обещает щедрые, но что если я провалюсь? Я плоха в служении кому-либо.

— Не провалишься. Ты рождена для этого. Быть главной жрицей Калунны — твоя судьба. Мы вместе научим этот мир поклоняться ей. Для этого мы оба здесь и живы, хотя должны были умереть.

— Ты фаталист?

— Я бы назвал это уверенностью в будущем. Там, где все ясно, не о чем волноваться.

Беата отложила вилку.

— Джеральд, ты понимаешь, что впервые за долгие годы обрел свободу? Больше полувека жизни, отнятой демоном, снова у тебя. Ты можешь покинуть Хисшир и уехать туда, где Калунна до тебя не дотянется. Жить, как захочешь, а не как приказали.

Джеральд изумленно посмотрел на нее.

— И зачем мне это?

— Ты всю жизнь проторчал в этой маленькой деревеньке, подчиняясь чужой воле. Но мир огромен. Ты можешь стать кем угодно. Увидеть другие страны. Обрести друзей. И никто никогда не будет тебе указывать.

— Беата, ты что, хочешь сбежать? Этого Калунна точно не простит, — Джеральд покачал головой. Он выглядел обеспокоенным. — Она отправит меня в погоню за тобой. Это плохо закончится. Чего тебе не хватает? Калунна предложила тебе в награду все, о чем другие даже не смеют мечтать. Или это из-за меня? Ты никак не можешь простить меня?

Беата взглянула на него с жалостью.

— Я не собираюсь бежать. Я предлагаю тебе снять ошейник с поводком и освободиться. Хотя бы знай, что такая возможность у тебя появилась. Служба вересковой богине до самой смерти больше не единственный твой вариант. Люди сами выбирают свою судьбу, а у тебя этого выбора никогда не было. Теперь есть.

Джеральд долго молчал.

— Ты что, решила избавиться от меня? Так быстро? Всего спустя три месяца после свадьбы? И что я сделал не так?

Беата застонала.

— Все, забудь! Освободишь тебя, как же! Давай уточним: ты хочешь навсегда остаться в Хисшире, до конца жизни служить Калунне и бегать по моим поручениям? Или ты считаешь, что обречен на это?

— Хочу. Так что я сделал не так? Мы же договорились, что ты будешь говорить об этом.

— Ничего. Просто, в отличие от тебя, я хочу снять с любимого человека цепи, а не приковать его к себе.

— Все-таки ты меня любишь, — на лице Джеральда появилось облегчение.