Агата всегда знала, что если какой-то человек сначала говорил одно, а затем безбожно врал, что он либо тот, кого они ищут, либо всего лишь пешка на огромном поле этой запутанной игры. Она ухватилась за эту мысль.
Она всё порывалась пойти и поговорить с Алексом и тут же одёргивала себя, ссылаясь на то, что он козёл и подонок, но где-то очень глубоко в душе здравый смысл кричал, что мужчина не может быть виновен и с ним нужно обязательно посоветоваться несмотря ни на какие обиды. Да, они спали, да, безбожно флиртовали друг с другом при первой возможности, но они, в первую очередь, были напарниками, коллегами. Пусть и не по-дружески, но они обязаны были помогать друг другу. Обида клокотала в горле, но девушка смогла пересилить её и отправиться за заветной зацепкой.
Камеры следственной изоляции отличались от настоящих тем, кто заключённые не находились в отвратительных оранжевых робах, а сидели в своей приличной одежде. Кто-то отсиживался сутки, кто-то двое, а кто-то умудрялся засиживаться целую неделю, если дело было слишком запутанным. Если вина была подтверждена, заключённого вели на суд и там выносили приговор, а если же нет, то выпускали, как ни в чём не бывало (опуская некоторые подробности бумажной работы).
Камеры рядом с Алексом пустовали и не отслеживались охранными камерами видеонаблюдения, поэтому девушка не волновалась за то, что их могут засечь за разговором. Впрочем, правилами это не запрещалось, — детективы могли поговорить с подозреваемыми, — но Агата достаточно нервничала насчёт детектива Гудмана и его хвалёной интуиции (которая, кстати, не раз его подводила). Гилберт вполне мог начать подозревать её в сговоре, если она вдруг заикнётся насчёт освобождения шведа.
Нильсен вразвалку лежал на неудобной кушетке и стучал о ракетку резиновым шариком, прикреплённым к ней на верёвочку. Конечно, со стороны можно было бы подумать, что он совершенно доволен своим шатким положением, но внутри него творилась настоящая паника, а в глазах читалось раздражение от собственной беспомощности. Увидев Агату у решётки, он мигом отбросил незамысловатую вещицу и тут же подбежал к ней. Ладони обвили железные прутья, но девушка лишь сделала шаг назад, соблюдая дистанцию.
— Каттен, что бы ты не начала говорить мне, пойми, я не виновен, — судорожно зашептал он, чуть прислонившись лбом к холодившему кожу металлу.
— Я знаю, — девушка чуть поморщилась, но нашла в себе силы не отвернуться. — Я хочу тебя вытащить отсюда. Аарон соврал на допросе, я хочу узнать, почему.
— О’Нил? Он соврал? — в голубых глазах мужчины проскользнуло непонимание и удивление.
— Да, ещё в клубе он сказал мне, что точно тебя видел, а на записи произносил совсем другое… — задумалась она. — Это очень подозрительно.
— За ложные показания на допросе дают хорошую статью и крупный штраф, а его семье это явно не по карману. С крошечной зарплатой бармена далеко не уедешь, — хмыкнул он.
— Конечно! — вдруг вскрикнула Агата, стоило случайной мысли проскользнуть в голове, но тут же стыдливо прикрыла рот ладонью. — Если у него крошечная заработная плата, значит, он мог пойти на дополнительный заработок ложным обвинением. Заглянув в историю переводов, я смогу понять, кто присылал ему крупную сумму, кому было выгодно, чтобы дело закрылось быстрее.
— И как ты собираешься это сделать? — спросил Александр.
— Приду в банк, представлюсь миссис О’Нил, придумаю какую-нибудь жалостливую историю, а затем просто попрошу работника распечатать мне историю…
— Каттен, — хмыкнул он, — я надеюсь, это неудачная шутка, потому что тебя выведут охранники, а затем ты разделишь со мной соседство по камерам. Гудман всё видит.
— Что ты предлагаешь? — закатила глаза она, уверенная в ходе своих мыслей.
— Направляйся в клуб и спроси аудиенции у Антонио Корте.
— Ты с ума сошёл? — воскликнула Агата. — Он уже точно извещён о смерти его любимой дочурки и её предполагаемом убийце! Он же меня прикончит, если я туда только сунусь.
— Тогда скажи ему, что орлица зорко следит за своим выводком, — загадочно наклонил он голову вбок.
— Что за бред ты несёшь? — нахмурилась она, пытаясь понять значение этих слов.
— Я несу тортик, Харрис, — усмехнулся он, но эта усмешка больно отозвалась в её сердце. — Ты запомнила?
— «Орлица зорко следит за своим выводком», да, запомнила.
Она уже собиралась уйти по-английски, даже не попрощавшись, но внезапно лёгкое прикосновение на её плече заставило остановиться и оглянуться. Его взгляд выбил почти всю землю из-под ног Агаты, заставил её неровно дышать и вспомнить абсолютно все моменты, проведённые с ним. Картинки проплыли, словно чьё-то кино с ней в главной роли, а сердце на каждую из них согласно ухало где-то глубоко.
— Котёнок, — прошептал он, глядя на неё с такой болью, что только от этого хотелось разрыдаться, — я такой идиот, ляпнул столько лишнего, сделал тебе больно.
— Это ничего не меняет, Александр, — тяжело отозвалась она, высвобождая плечо из его хватки. — Поздно бегать и просить прощения. Ты сказал достаточно.
— Пожалуйста, маленькая, — всё шептал он, его голос безбожно дрожал, а на глаза девушки накатывались слёзы. — Я сделать всё, что только тебе угодно. Я достану эту чёртову звезду, сдвину горы, но не отворачивайся так от меня.
— А что, что же будет, если я снова тебе поверю? — тон дрогнул, став чуть истеричным, но она упрямо сдерживала слёзы, хотя рана на сердце давала о себе знать жгучей болью. — Мы снова переспим, а потом ты будешь свободно говорить о том, что это была ошибка? Я думала, что значу для тебя хоть что-то, а ты… Просто не хотел лишать себя долбанной проститутки.
— Ты значишь для меня больше целого мира, каттен, — сказал он, внимательно заглядывая ей в глаза.
— И скольким же ты это говорил, м? Лилиане, Энжелле? Кому ещё? — пухлые губы искривились, сдерживая крики, а она крепко ухватилась за железную решётку, находясь с ним глаза в глаза, как в момент их первой близости.
Она боролась с отчаянным желанием выцарапать ему лицо, оставив только два глубоких океана, так внимательно наблюдающих за каждой её эмоцией. Горячее дыхание обжигало губы, истеричные всхлипы слышались, словно колокольный звон в голове, а в нос ударил его запах, ставший таким родным, кажется, он даже успел впитаться в постельное бельё, которое вообще бы следовало постирать или вообще сжечь.
Наглая рука бескомпромиссным движением дотронулась до её щеки, слегка погладила, а затем зарылась пальцами в кудрявые рыжие волосы и чуть сжала, притягивая ещё ближе к себе, так, чтобы девушка совсем не смогла вырваться или отвернуться. Их глаза всё ещё смотрели в упор друг на друга, но на секунду его взгляд спустился чуть ниже, останавливаясь на пухлых губах, которые чуть приоткрылись от волнующей близости.
— Я люблю тебя, каттен, — выдохнул он, а затем впился в них жарким, отчаянным поцелуем, полностью срывающим их тормоза.
Слёзы таки брызнули из глаз, стекая по щекам, когда он небрежно целовал её, сплетая языки с страстном танце. От этого хотелось всего и сразу: целовать его до посинения, душить, кричать от радости и от боли, разнести всё вокруг в щепки, но… Ничего бы никогда не сравнилось с тем, как сильно ликовала вся её душа, бесконечно проигрывая в голове его слова о том, что он её любит.
Любит! Понимаете?! Он любит её!.
Тонкие пальцы зарылись в его тёмных волосах, создавая какое-то невообразимое, неповторимое ощущение. Ах, если бы не эта дурацкая решётка, она бы позволила себе больше, чем просто поцелуй. Дыхание сбивалось, а быстрый ритм сердца стучал в ушах. Голова кружилась, словно карусель, поэтому Агата даже не сразу заметила, как спиной наваливалась на дверь своего кабинета, чуть подпирая её и всё ещё чувствуя вкус его губ на своих.
***
Добиться аудиенции у босса Коза-Ностры в ночном клубе оказалось на удивление легче, чем где бы то ни было. Несколько человек на входе смотрели на неё с небольшим пренебрежением и осуждением в глазах. Она невольно одёрнула подол платья, ловя на себе пожирающие взгляды, за которые они бы точно получили от Александра.