— Ох, Создатель! Какая прекрасная история!
Олаф разразился бурными овациями, а парочка неловко друг от друга отстранилась, стоило им осознать, что только что произошло. Какое-то наваждение закрыло им сознание, оставляя для обзора только мягкие губы и желание почувствовать, какие они на вкус.
— Я пойду, промочу горло, — прокашлялась девушка, стремительно уходя в сторону барной стойки.
Душа дрожала вместе с телом, было невероятно сложно передать каждый оттенок её эмоций, которые она сейчас испытывала. Невероятное чувство радости постепенно смешивалось с разрушающим раздражением. Ах, если бы не громкий вскрик Олафа, может, они бы самозабвенно потонули друг в друге, разжигая искры чувств, которые бы растопили её ледяное сердце, сорвали все замки в её душе. Она помнила, как сильно затрепетало её сердце, стоило его губам оказаться так близко к её, помнила, как по спине пробежали мелкие искорки электрического тока, стоило нежным ладоням коснуться до оголённой кожи живота.
Агата вздохнула. Нельзя. Он подозреваемый, он может быть убийцей, кровожадным и хладнокровным, тем, кто точно лишь ждёт удобного момента, чтобы перерезать ей горло и вставить туда стержень розы, покрытый острыми кинжалами-шипами. От этих мыслей дыхание перехватило и девушка неосознанно коснулась шеи.
— Здравствуйте, Аарон, — произнесла она, стараясь не показывать лишних эмоций, с расслабленным лицом, как её учил Александр.
— Мадам желает выпить? Виски, мартини, коктейли алкогольные и без? — приглашающе бармен указал на свободный стул. — Заказывайте, всё, что вашей душе угодно.
Угодно душе? Он не сможет дать того, по чему скулит душа.
— Мартини, — произнесла Агата и в следующую секунду перед ней оказался треугольный бокал на тонкой ножке с прозрачным зеленоватым напитком внутри и оливкой, насаженной на изящную шпажку. — Благодарю. Теперь мне нужна информация о том мужчине.
Харрис слегка кивнула в сторону Алекса, который ждал её чуть поодаль от стойки. Аарон неодобрительно хмыкнул и с подозрением уставился на девушку:
— Что именно вас интересует?
— Ничего противозаконного, честное слово, — заверила его она. — Всего лишь ваше подтверждение, был ли он неделю назад в примерно восемь вечера в этом баре?
Мужчина поднял взгляд вправо вверх, Агата, достаточно тонко знающая психологию эмоций и мимики, сразу поняла, что он вспоминает, видел ли он Александра раньше. Секунду спустя он уверенно посмотрел ей в глаза и утвердительно кивнул.
— Видел, и не раз. Тогда была моя смена, он взял несколько бокалов виски, насколько я помню, вспоминал какие-то грустные моменты из своей жизни, право, уже не помню, что именно. Многие сюда приходят поплакаться, — рассказывал бармен. — Потом его часов в одиннадцать, почти в полночь, вызвали, говорит, на работу. Я ему подал воды минеральной, протрезвел почти сразу, оставил щедрые чаевые и вышел.
Внутри поднялось какое-то щекочущее чувство, дыхание приостановило нормальный ритм и теперь спиралось где-то глубоко в лёгких. Алиби есть, свидетель подтвердил!
— Отлично. Через несколько дней я зайду примерно в это же время, повторите ещё раз то, что слышали, но для диктофона, хорошо? Приятно иметь с вами дело, — улыбнулась Харрис, залпом допила мартини, отправила в рот оливку и кинула на столешницу крупную купюру.
Осталось только дождаться того самого дня, а затем двигаться дальше по следствию. Если их ничего не задержит, вскоре, она верила, они смогут выйти на след загадочного убийцы и следующую тропу воспоминаний.
========== Часть 6 ==========
Агата снова оказалась в просторном коридоре, который казался в этот момент ещё больше, чем был ранее. Внутрь он уходил в темноту каким-то закрученным, винтообразным, таким же наполненным чудными дверями в воспоминания со всех сторон. Агата немного прошлась вдоль него, заглядывая буквально в каждую щель, но они скрывали только совсем неважные, — она чувствовала, — воспоминания. Она усвоила правила мира своего подсознания — чтобы разгадать загадку, ей нужно вспомнить что-то глубокое, что-то невероятно личное, то, что даже её сознание решилось закрыть от неё на огромные и тяжёлые замки, которые разломать было под силу только ей самой.
Эта дверь отличалась от других своей совершенной простотой, но единственным нюансом. На ней висел большой кодовый замок, небольшая панелька, как калькулятор, разве что без арифметических действий деления, умножения, сложения и так далее, и тому подобное. Неглубоко задумавшись, Агата хотела было ввести свой день рождения, но, немного подумав, ввела одно из чисел декабря месяца, почти канун Рождества. Почему-то внутри неё зажглось ощущение, что она всё делает правильно, вспомнив эту, казалось, совершенно незнакомую дату.
Дверь открылась, за ней показался просторный холл Бишоп-Мэнсон, один из извилистых коридоров, ведущий в светлую столовую, обставленную дорогим антиквариатом и дизайнерской мебелью. Семейный ужин шёл своим чередом. Во главе чинно сидела тётушка Аннет, которая любовалась огромным букетом ярких, словно солнце, жёлтых роз, справа от неё находились Ирма и Джонатан Харрис, затем дядя Чарльз, а по левую руку сидели маленькая Агата, Элиза и Данте, но почему-то одно из мест пустовало.
— Тётушка, ты пригласила ещё кого-то на семейный обед? — спросила рыженькая, уставившись на родственницу.
Ирма удивлённо посмотрела на сестру и оглянулась на пустое место в «детской» стороне, на котором стояли тарелки, приборы, салфетка и стакан с уже налитым соком, чтобы не подавиться жирным мясом утки. Аннет почему-то сильно смутилась, точно что-то вспомнив.
— Энни, мы же разговаривали на эту тему, — прошептала женщина сестре в надежде, что она обратит внимание на такое досадное недоразумение.
— Я знаю, знаю, но мне трудно в это поверить, понимаешь?.. — начала было старшая Харрис, но младшая вдруг резко кивнула в сторону Агаты, которая с пылающим в глазах любопытством уставилась на маму и тётю.
В душе зажглось очень неприятное недоверие. Подумать только, что родные люди скрывали что-то серьёзное, о чём можно было знать всем, кроме неё. Даже сквозь пространство и время девушка узнала в себе эту детскую обиду на родителей и недоумевала, почему же не посвятили её, даже не попытавшись объяснить маленькой девочке хотя бы сущность проблемы. Иногда взрослые думают, что могут решить всё сами, тщательно закрывая от детей неприятную правду или небольшие проблемы, но, как гласила известная пословица, устами младенца очень часто глаголит самая настоящая истина, которую пусть не понимает сам ребёнок, но зато смогут понять старшие.
Молоденькая служанка особняка Марта быстро убрала непрошенный сервиз, а затем обед продолжился в привычной тёплой семейной атмосфере, которая была для неё такой непривычной. Она ходила вокруг стола, рассматривала лица родителей, который долгое время совсем не могла вспомнить. Красивые, изящные волны рыжих волос на плечах у мамы, её мягкое лицо с лёгкой улыбкой пухлыми губками и озорным огоньком в зелёных глазах. Внешностью она явно пошла в маму, а затем внезапно вспомнилась тётушка, постоянно говорившая, как сильно Агата похожа на свою маму. Характер и привычки явно достались от папы — хмурый взгляд, хотя и непривычно мягкий, а также побалтывание ногой под столом, что также часто раздражало тётю, которая беспрестанно повторяла маленькой племяннице, что настоящие леди так не делают.
Но стоило девушке погрузиться в эту пучину, как какая-то невидимая сила вытолкнула её из воспоминания об обеде, а затем почти впечатала в дверь, за которой слышался надрывный детский плач. Душа похолодела, а кончики пальцев заметно онемели, создавая ощущение липкого страха, который поселился где-то внутри. Ладонь прижалась к деревянной лакированной поверхности с морозно холодной решёткой, походившей на тюремную, которая закрывала небольшое окошечко. Не зная, что она делает, девушка привстала на носочки и посмотрела, надеясь увидеть в стекле воспоминание, но внезапно увидела там своё отражение с выражением настоящего ужаса в глазах. Девушка вздрогнула всем телом, вскрикнула и отвернулась, лишь бы не видеть этого кошмара наяву. Коридор тоже преобразился, будто подстраиваясь под её настроение. Ещё когда она оказалась тут вновь, отовсюду веяло теплотой, а из щелей пробивалось шаловливое солнце, согревающее всё вокруг. Но в этот раз сочился холодный голубой цвет.