— Жора, — позвал Феликс, — я тебе ее нашел.
— Боже мой! — закричал Суркис. — Моня, ты слышишь? Он ее нашел!..
…На именины Нюточки друзья почти не опоздали.
Но потом этот негодяй Квасницкий в двух газетах под двумя псевдонимами (Л. Кваснин и К. Ницкий) расписал, как скромный чиновник таможни Ф. Г. посрамил зашедшую в тупик полицию, разыскав важнейшие документы, и спас от позора, и возможно, что и от каторги, уважаемых и достойных граждан.
И вот теперь к Феликсу Францевичу время от времени обращались знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые люди с просьбой помочь в розыске похищенного или утерянного. Феликс Францевич, разумеется, отказывался, однако в городе постоянно возникали все новые слухи о том, что Глюк нашел вора, укравшего бриллианты у примадонны оперного театра, что Глюк отыскал скрывшегося от жены хозяина ипподрома и даже что Глюк еще раз посрамил полицию, устроив ловушку и захватив с поличным известного налетчика Васю Шмаровоза вместе со всей его бандой. Феликс Францевич догадывался, что таким образом развлекается за его, Глюка, счет Леня Квасницкий, и даже предупреждал несколько раз:
— Ленчик, я тебя когда-нибудь убью!
Но Леня раскрывал свои большие синие глаза широко и невинно: — За что, Фелик? — и хлопал длинными, по-девичьи загнутыми ресницами.
Ужасны были не сами слухи. Ужасно было то, что люди, знавшие Феликса Глюка давно и близко (друзья, сослуживцы, знакомые барышни, даже и родная мать, даже и Нюточка Белоцерковская!) этим слухам верили.
Да что там они! И сам Ленчик Квасницкий называл Глюка "нашим Холмсом" только наполовину в шутку. А наполовину – всерьез.
И теперь вам понятно, почему мадам Глюк так настаивала, чтобы ее сын, скромный таможенный чиновник, вызволял из заточения невинного племянника мадам Лискович?
И почему Жора Жуковский, товарищ прокурора, ничуть не удивился, когда его приятель Феликс Глюк, слегка от смущения запинаясь, изложил просьбу своей мамочки – почему Жора ничуть не удивился, а даже обрадовался и сказал:
— Очень хорошо!
Жуковскому поручили надзор за расследованием, и он как раз собирался выехать – в участок, а потом и на место преступления.
И предложил Глюку ехать с ним.
Феликс Францевич, питавший до того смутную надежду, что Жорик сейчас поднимет на смех и его самого, Глюка, и его, Глюка, мамочку с ее наивным требованием "найти убийцу", и он, Глюк, спокойно отправится на службу, согласился.
Все равно мадам Глюк уже написала записку, и записка эта его, Глюка, непосредственным начальником прочитана.
И на службу он, Глюк, уже опоздал.
Сидеть в душной и пыльной конторе над бумагами, когда имеется шанс проехаться (на извозчике, и за счет прокуратуры) на Фонтан, где воздух, деревья, цветы, трава и барышни – и ветерок доносит запах моря...
А что бы вы выбрали?
По дороге немного поговорили о преступлении. Жора сказал, что сам почти еще ничего не знает, только вот протокол вскрытия прислали почему-то в прокуратуру, а не в полицию. Обсудили то, что написано в газетах; особенно отличился "Вестник Юга".
"Вестник Юга" Феликс сегодня не читал, и Жорик пересказал содержание статьи. Статья называлась "Хватательные рефлексы и обывательские интересы" и подписана была Л. Квасниным. Леня Квасницкий играл с огнем, описывая служебное рвение ретивых полицейских чинов, арестовывающих правых и виноватых; а обыватели-де должны быть защищены не только от преступлений, но и от беспочвенных подозрений, — и призывал полицию заниматься сыском, используя последние достижения криминалистов Европы, особенно Франции, а не действовать по старинной русской традиции времен Алексея Михайловича и Сыскного Приказа допетровских времен: хватать и нажимать.
— Дождется Ленчик, что ему голову за такие статейки открутят, и никакой папаша не поможет, — со вздохом сказал Жорик. — Но ведь как информирован, босяк! Мы в прокуратуре ни о чем и не подозреваем, а он и версии выдает – и каждую в пух и прах разбивает, и протокол вскрытия цитирует, и…
— Журналист! — с одобрением отозвался Феликс. — А что там в протоколе вскрытия?
— А вот на место приедем – уже почти рядом – я тебе дам почитать. И с материалами розыска познакомишься. Оно, конечно, не положено, ну да Поняткович против не будет – сам сегодня с утра мне сказал: "Вот бы твоего друга Глюка к расследованию привлечь, не для тупых лбов загадка!"
(Поняткович был непосредственный начальник Жорика.)
Однако пролетка уже подкатила на дутых своих шинах к участку и остановилась.
— Приехали, ваши благородия!..
Глава 2 (продолжение)
— Ну что же, Константин Аркадьевич, определенную работу вы проделали совсем неплохо, совсем… — сказал товарищ прокурора, закрывая папку с надписью "Дело об убийстве девицы Рено Матильды Яковлевны, начато июня 28 дня сего года". Константин Аркадьевич знал господина Жуковского и в лицо, и – куда более – понаслышке. Был он молод (тридцати еще не исполнилось), но уже известен, и в судах выступал, и с дознаниями, как о том ведал Константин Арркадьич, успешно справлялся.