— А он, свидетель оный, Георгий Глебыч, тоже же не все время за ними следил, он же отлучался, а вдруг они…
— "Вдруг" это ваше опять же недоказательно. Домысел. Ну, а Семена зачем вы забрали? У него-то и вовсе мотивов никаких!
— Так это барыня, госпожа Новикова, на него думает, ваше бла… Георгий Глебыч. Я когда лакея с горничной задерживал, госпожа Новикова в истерику ударилась, раскричалась, что-де совершенно невинных ее слуг я арестовываю, а Семена – что-то она очень Семена невзлюбила, зверь, говорит, облик звероподобный – а Семена и не подозреваю. Ну, чтобы слегка ее успокоить, я и Семена задержал. Но я на него ни минуты не думал даже, — Константин Аркадьевич промокнул вспотевший лоб.
— А газеты этого Семена расписывают, словно нашего отечественного Джека-Потрошителя, — с некоторой укоризной в голосе сказал молодой человек в партикулярном. — Вы, может быть, жизнь человеку испортили, околоточный надзиратель, потакая капризу нервической барыньки.
— Да откуда же эти газеты узнали? — всполошился Константин Аркадьевич. Сам он газеты не читал, даже полицейские новости. Журналы – это да, почитывал, или романы – барона Брамбеуса, например, или господина Дюма. А в газетах – там сплетни только, ну их!.. — Ни одного же репортера и близко не было, я ж за этим следил…
— Ну, милейший, слухами, как известно, земля полнится, а уж в нашем благословенном городе вы и пукнуть не успеете, как весь околоток судачить о сем прискорбном факте начнет, — хмыкнул товарищ прокурора.
Одно стало ясно Константину Аркадьичу – почему дело об убийстве какой-то гувернантки потребовало прокурорского надзора. Газеты! В наше излишне либеральное время властьимущие чрезвычайно печатного слова боятся.
Тут Акинфий Мефодьевич, как-то особенно смачно чмокнув ириской, поднялся с места.
— Тут, ваши благородия, — планчик дачи я начертал, вот, не изволите ли глянуть… — и семенящей походкой к столу, за которым восседал товарищ прокурора, приблизился.
Ах, и что это был за план! Вы таких – я совершенно в этом уверен! – и не видели никогда! Разве что в книжке какой-нибудь, напечатанный, да и то вряд ли.
Акинфий Мефодьевич великим мастером оказался!
Умелец был Акинфий Мефодьевич, и имел к искусству каллиграфии тайную склонность, и бумага хорошая, веленевая (по копейке лист!) была у него припасена в ящике стола, и – что надобно подчеркнуть – бумагу ту он за собственные деньги покупал.
И – обыкновенным стальным пером, без линейки даже, а линии все четкие такие, и каждое дерево в саду кружком обозначено, и кусты, и клумбы; а на полях надписи буковками такими мелкими – ну, бисер! – что господину товарищу прокурора лупу свою из портфеля доставать пришлось; а ведь Акинфий Мефодьевич безо всякой лупы обошелся!
Господин Жуковский даже восхищенно языком поцокал.
И второй молодой человек подошел поглядеть, полюбоваться – и тоже восхитился.
— Да, шикарная дачка, — неверно истолковал направление их восхищения Акинфий Мефодьевич, — Фогель строил, уж двадцать лет как. Два этажа, и веранда, и балкон; а в доме даже два ватерклозета устроены, и душ!
— Откуда? — удивился Георгий Глебович. — На Фонтан же водопровод вроде бы пока не провели?
— А этого Людвиги Карловны, мадам Цванцигер, требование. Вот с этой стороны, на крыше цистерна на пятьсот ведер, отсюда и вода, а сток в выгребную яму выведен, вот сюда, где нужник для прислуги – в самом дальнем углу, — Акинфий Мефодьевич указал карандашиком на квадратик у стены, примыкающей к даче господина Загоскина, каковая, согласно плану, граничила с участком Цванцигера справа. А слева глухая стена с проделанной в ней калиткой выходила в переулок.
— Нужничок они кустами жасминовыми загородили от взоров по саду гуляющих, — продолжал Акинфий Мефодьевич, — а туточки вот огородик – видите? – к этим кустам подходит, тут где-то мамзелю-то и нашли. Только где они в этом году укроп с петрушкою сеяли, я не знаю, — с сожалением сказал Акинфий Мефодьевич. — Зато яблони "белый налив" могу указать с точностью, где растут: вот, возле дома, одна, и две ближе к переулку, почти возле калитки… Семен значит, большей частью вот туточки шастал: от дома к калитке и обратно. В другой, выходит, стороне. Ну, разве в нужник наведался…
Левая часть дачи была отведена под хозяйственные службы: вдоль стены выстроились конюшня и каретный сарай, сейчас пустовавшие, дальше летняя кухня, огород и упомянутый нужник в самом дальнем углу. Между фасадом дома и воротами, выходившими на Длинную улицу, разбиты были цветочные клумбы, с дорожками между ними, посыпанными песком, веранда увита виноградом. Заднее крыльцо, довольно широкое ("Это как бы даже и не крыльцо, а терраса, здесь по вечерам чай пьют и сидят дотемна, но не позже, потому что комары", — пояснил Акинфий Матвеевич) выходило в сад.