— Так, хорошо. Ну а теперь, — Воскобойников оглядел присутствующих с легким прищуром, — теперь к следующему дню перейдем. С бутылью пропавшею мы вчера определились, теперь про вечер мне расскажите. Значит, Софья Матвеевна с господином Зотиковым уехали. Что барыня?
— Барыня к себе пошли, прилечь, — с готовностью сообщила Маша. — Очень их жара доняла. А я стол к ужину накрывала, а Агафья готовила. А Параня за керосином побежала, в лавку.
— А барышни? Анна Григорьевна? Чем вы занимались?
— Не помню, monsieur le chef de police, — молвила Анна Григорьевна.
— Ой, ты же книжку взяла, ту, что маменька читала, — сказала бойкая Настенька, — а Алеша стал ее забирать, и вы поссорились!
Анна поглядела на сестру исподлобья и ничего не сказала.
— Это правда, Анна Григорьевна? — спросил Воскобойников мягко.
— Не помню.
— А вы, Настасья Григорьевна, что делали?
Настенька опустила глаза, передернула плечиками:
— Мы так… Мы с Николенькой…
— И чем же вы с Николенькой занимались? Тоже книжку читали? — ах, как ласков, как нежен был тон Михаила Дмитриевича! И так участлив взгляд! Настенька не стерпела, призналась:
— Нет, мы с Николенькой и Костиком во флигеле в карты играли. Костик нас учил…
— Ах ты, господи, воля твоя!.. — не сдержался Зотиков.
Настенька вспыхнула, глянула искоса на Никиту Иваныча:
— Нет, мы немножко, а потом не стали, потому что нам на деньги играть не велят, а Костик просто так или на щелчки не хотел. А потом Николенька его прогнал. А потом нас кушать Параня позвала…
— Ты, выдра, ты ж тоже с Колькой поссорилась, он тебе картинку не хотел переводную подарить, — вдруг сказала Анна. — Ты ж ему тетрадку порвала, а он тебя стукнул!
— Подумаешь! Мы и помирились сразу же!
Михаил Дмитриевич погладил бакенбарды.
— Очень хорошо. И что же дальше? Вы поужинали?..
— Барышни к себе поднялись, а мальчики у барыни выпросили, чтобы им во флигеле ночевать, — сказала Маша. — Параня им там постелила. И они сразу, чаю напившись, пошли во флигель. А барыня пошли к младшим девочкам, чтобы фройляна могла поужинать – мы все за ужин и сели, возле кухни. А после тоже спать пошли. А ночью фройляна начала вопить, я проснулась, прибегаю наверх – а она мне в окно показывает, и лопочет по своему, а там полыхает все. И барыня Лизавета Александровна проснулись, и велели Паране бежать в участок. А Параня растерялась, а Костик крикнул, что он сам сходит, и побежал. А мы с Параней и с Кузьминичной ведрами стали из пруда воду таскать и поливать, только там уж так полыхало, и мальчики так кричали, ой!.. — Марья Свечкарева ладонью утерла со щеки слезу.
— Ах ты, господи, воля твоя… — пробормотал Зотиков, тоже прослезившийся.
А барышня Анна Григорьевна в первый раз подняла глаза на полицмейстера, взглянув на того совершенно равнодушным, даже каким-то сонным взглядом.
— Да, — сказал Михаил Дмитриевич, — несчастье, в коем нет утешения. Однако вынужден вот еще что спросить: вы, Мария Свечкарева, утверждаете, что Петрищенко Константин отправился за пожарными. А после вы его видели?
— Да нет, меня барыня кликнули – с ними опять припадок случившись, от которого оне так и не оправившись. И младшенькие испугались, фройляна их утешить никак не могла, плакали. Спасибо, барышня Настасья Григорьевна помогли, вместе с фройляной младшеньких в сторожку перенесли, боялись, что на дом огонь перекинется. А барышня Анна Григорьевна в доме остались, с маменькой.
— Хорошо. А вы, Прасковья, что можете рассказать?
Параню пришлось Марье Свечкаревой подтолкнуть локтем:
— Тебя спрашивают, — прошипела горничная, — про пожар.
— Ой, горело! Ой, полыхало! — запричитала Параня, хватаясь за щеки. Кроме этих слов ("горело" и "полыхало") от нее ничего не добились.
Полицмейстер распушил правую бакенбарду, пренебрегая (от досады, должно быть) левою.
— Хорошо. А вы, барышни? Анна Григорьевна, что вы про пожар можете сказать?
— C'était terriblement, — сказала Анна Григорьевна, не поднимая глаз.
— Да, очень страшно, — подтвердила Настенька. — И Сима с Полей испугались тоже.
— А Константина Петрищенко вы видели после пожара?
Настенька пожала плечами:
— Нет вроде. Не помню.
— Я его видел, — вмешался Зотиков, — мы в коляске уже сидели, с девочками младшенькими, Полюшка мячик уронила, а Костик его поднял и подал.
— Кто-нибудь еще это видел? — спросил Воскобойников, обводя взглядом присутствующих.
Никто не признался.
Под взглядом полицмейстера ежились, опускали глаза – все, кроме двух девушек: Анны Григорьевны – ну, эта просто глаз не поднимала, так и нечего опускать; и бонны, Розы Шульц. Фрейлейн Роза мечтательно смотрела в окно.