— Фрейлейн Роза, вас зи… зи…
— Was*? — фрейлейн Роза вздрогнула и повернула голову.
Михаил Дмитриевич взъерошил бакенбарды.
— Как там пожар по-немецки? — спросил он сам у себя. Жуковский подсказал:
— Den Brand.
— Вас зи заген про ден бранд? — немецкий полицмейстера Розе понятен не был: она захлопала глазами.
— Was Sie über den Brand erzählen können**? — перевел Жуковский слова полицмейстера на настоящий немецкий.
— Ох, господин Жуковский, раз уж вы шпрехаете, так порасспросите ее, что она скажет про пожар, и про Петрищенко, — обрадовался полицмейстер.
Жуковский бойко затрещал по-немецки, Роза отвечала ему, но далеко не так бойко; вдруг барышня Анна Григорьевна, вскочив с места, закричала:
— Die Lüge! Es ist die Lüge! Le mensonge***!
— Успокойтесь, Анна Григорьевна, — сказал Жуковский. И, обращаясь к полицмейстеру: — Фрейлейн Роза рассказывает, что Поля не спала, плакала, и госпожа Новикова велела ей, то есть фрейлейн Розе, выйти из детской, чтобы другую девочку не разбудить. Фрейлейн Роза укачивала Польхен на руках, сначала ходила по коридору, а потом вышла на балкон, думала, что свежий воздух поможет девочке заснуть. Польхен действительно задремала. Фрейлейн Роза собиралась уже вернуться с ней в детскую, когда увидела старших барышень, они поднялись по лестнице и прошмыгнули в свою комнату.
Роза Шульц слушала Жуковского внимательно, и после его слов добавила:
— Ich lüge nicht, ich die Wahrheit sah sie****!
— Gut, gut, wir werden uns zurechtfinden*****, — успокоил ее Жуковский.
— Ну, барышни, что скажете? — спросил полицмейстер, поглаживая бакенбарды. — Где вы ночью гуляли?
— Да она все врет! — презрительно сказала Анна Григорьевна, продолжавшая стоять. — Или ей приснилось!
Роза снова залопотала что-то возмущенно, и очаровательно порозовела.
— Вы присядьте пока, Анна Григорьевна, — посоветовал Воскобойников. — В ногах правды нет. А вы, Настасья Григорьевна, тоже скажете, что фрейлейн врет?
Настенька буркнула что-то неразборчивое, пряча глаза и заливаясь краской.
— Чтой-то я вас не расслышал, — насмешливо протянул полицмейстер. — Так кто врет – фрейлейн Шульц, или ваша сестрица? Где вы были ночью?
— Мы не поджигали! — закричала Настенька, тоже вскочив, — мы ничего не поджигали! — и залилась слезами.
— А пожар случился когда, скоро ли после их возвращения – спросите-ка, господин Жуковский! — велел Михаил Дмитриевич. Роза, не дожидаясь перевода – понимала-таки по-русски! – сказала:
— Ich weiß genau nicht, die halbe Stunde oder ist grösser gegangen.******
— Она точно не знает, но не менее получаса, — перевел Жуковский.
Ах, какое удачное совпадение! Нашлась свидетельница, которая не спала, хоть, к сожалению, времени не заметила! Но ведь так всегда бывает: кто-то что-то видит, не придавая этому особого значения, а ежели взять, да и сопоставить – это же какие выводы можно сделать!
— А когда вы Константина Петрищенко видели в последний раз? — спросил Воскобойников.
Роза затараторила, и говорила довольно долго, Жуковский же перевел коротко:
— Видела, как мальчик поднял мяч.
— Так, — сказа полицмейстер, разгладил усы. — Очень хорошо. А…
Договорить он не успел, дверь без стука отворилась, на пороге появились: Глюк, потерявший где-то свою модную шляпу канотье, околоточный Заславский, Константин Аркадьевич, и…
Однако, пожалуй, нам стоит вернуться немного назад и рассказать, чем все это время занимался Феликс Францевич. А он за это время очень многое успел, этот господин Глюк: посетить полицейского врача Наливайко, например, и с господином Зотиковым побеседовал еще до приглашения Никиты Ивановича в полицейское управление, и даже на Фонтане побывал, на даче господина Цванцигера.
И узелок этот хитрый – из двух убийств и поджога со смертельным двойственным исходом – распутать успел.
Но – не будем забегать вперед!
——————————————————
*что (нем.)
**что вы можете рассказать про пожар (нем.)
*** Ложь! Это ложь! Ложь! (нем. и фр.)
****это не ложь, я правда их видела (нем.)
*****хорошо, хорошо, разберемся (нем.)
******не знаю точно, полчаса или больше прошло (нем.)
Разговор 11
— Та же рука… Ах, пакость! — сказал доктор Наливайко, старательно вылавливая карандашом муху из чернильницы. — Те же самые тонкие пальчики… Ах, ты, пакость какая!..
— То есть та же самая личность, которая убила мадемуазель Рено, убила и мальчика? — переспросил Глюк.
Наливайко наконец выловил муху, сбросил на пол, брезгливо скривившись, обмакнул в чернильницу ручку и быстро начал писать своим четким, совсем не "докторским" почерком, одновременно отвечая Глюку:
— Отпечатки на шее Рено идентичны отпечаткам на шее Петрищенко… Да хоть сами убедитесь, Феликс Францевич, зайдите в прозекторскую – я специально велел тело мадемуазель с ледника достать, чтоб сравнить. Они там рядышком лежат, Абрам вам покажет. Тютелька, как говорится, в тютельку. Благородные ручки, аристократические след оставили… Смерть наступила в результате…