- Чегой-то ты, Федор Иванович, скребешься? Никак из-за Петьки пришёл?
- Из-за него самого! Утром его директор лодочной станции убитым нашёл.
- Знаю, слышала...
- А что слышала-то, Мария Фроловна?
- Дык, что тюкнули его по темечку! Давно напрашивался. Мыслимо ли дело, мужик нормальный - не лодырь, на двух работах работал, а жил... Тьфу, язык не охота поганить! А всё эти проститутки, шалавы бесстыжие..., как их только земля носит?
Федор Иванович в такт её словам согласно покачал головой, и опять вернулся к своему вопросу:
- Так что произошло в тот вечер? Наверняка, с подружками на улице заседали?
- Мы сидим на улице пока тепло, а сейчас, сам знаешь, темнеет рано! А я в темноте ничего не вижу. Пошла к окулисту, а он мне и говорит: мол, ты, бабушка, умрешь не от слепоты, а от сердца, вот пусть тебя кардиолог и лечит. А я анализы сдавала да у меня их потеряли...
Рассказ о потерянных анализах холодил сердце тревогой о будущем современной медицины, но, увы, вряд ли способствовал раскрытию преступления.
- Мария Фроловна, - терпеливо воззвал к собеседнице участковый,- кто был в тот вечер в будке Петра? Вы кого-нибудь видели? Или, может быть, что-то слышали?
Женщина задумалась, машинально разбивая тяпкой комочки земли под ногами.
- Кто-то был,- неохотно сказала она,- шум какой-то... Не знаю, как сказать!
- Ругались, ссорились?
- Да... вроде бы так, но как-то не так!
Вот и поговори с ней!
- Хорошо,- согласился Федор Иванович,- а с кем ссорился покойный? С мужчиной, с женщиной?
- Да я как-то... тут мой кот пришел, и я его домой гнать стала.
Всё понятно. Тимохин поудобнее перехватил папку и уныло поплелся к бабке Фросе. От неё он тоже многого не ждал, но та хотя бы могла четко сказать, кто ещё в тот вечер куковал на завалинке.
Бабка Фрося Воронцова собак не держала: боялась, что умрет раньше псов, и те беспризорными останутся. Участковый легко открыл калитку, заглянул в дом, в сараи, но хозяйку обнаружил в огороде, где она, несмотря на почти вековой возраст, споро перекапывала грядку под чеснок.
- Чё, Федя, бродишь? Убивцу ищешь? Так у меня его нет!
Огороды в этом месте поднимались в гору, и, остановившись рядом с бойкой старушкой, Тимохин вытер пот со лба, рассеянно оглядывая панораму окрестных лугов с уже порыжевшей травой. Хорошо были видны отсюда и соседские дворы, и серебристая лента Юзы, и будка лодочной станции.
- В тот день, когда Петра убили, вы на улице сидели?
- А как же,- старушка потуже затянула беленький платочек,- сидели. Допоздна!
- И много вас там было?
- Сначала много, а потом мало. Кто сериал ушел смотреть, кто корову доить, вот и остались мы втроем: я, Марья и учительша. Марья ближе к десяти часам кота домой повела, а мы ещё долго с Ядвигой сидели и слушали, как покойный Петр с кем-то разговаривает.
Федор Иванович прикинул расстояние от будки до завалинки.
- Неувязочка выходит, бабушка! Что они там в рупор кричали, если вы их услышали?
Но старушка только отмахнулась от таких глупых придирок, продолжая вонзать лопату в сухую землю.
- Мы с Ядвигой перебрались к самой будке. Больно уж чудно было... не проходил к Петру никто, а говорили вроде бы два голоса. И шум такой, треск...как будто радио барахлит.
Час от часу не легче!
- А этот второй голос - мужской или женский?
- Плохо было слышно! Ты уж лучше, Федя, спроси у меня, о чем Петр говорил!
- И о чём?
Бабка Фрося перестала копать и задумчиво уставилась на собеседника. Была она морщинистой и иссохшей словно живая мумия, но потерявшие цвет глаза смотрели остро, без малейшего намека на старческий маразм.
- Леший знает, о чем! Вроде бы Петр подначивал того другого. Мол, что ты мне можешь сделать, у меня ничего нет, поэтому и отнять нечего. Гол, дескать я, как сокол! "Клиником" каким-то себя обозвал. Смеялся...
- Над чем смеялся?
- Над чем смеяться не надо! А тот, другой ему вроде бы говорит: "Кого ты из себя корчишь? Я ведь все про тебя знаю! И про обиду твою, и про краденые вещички!" А Петр в ответ: "Это и за кражу считать нельзя, так... дрянь всякая!"
Федор Иванович недоверчиво покосился сначала на будку, потом на старушку. Ещё и кража? Да что же в тот вечер происходило на самом деле?
Между тем, бабка Фрося, оказывается, ещё не всё сказала:
- Я так думаю, что это бес к Петру приходил. С ним он ругался и спорил!
Федор Иванович едва сдержал стон. Вот только ещё бесов ему для полного счастья и не хватало!
Ну ладно бы покойный допился до белой горячки и разговаривал с чертями, но бабки-то утверждают, что ему кто-то отвечал. Неужели разом умом тронулись?