У Штырь была странная логика согласно которой мир вокруг состоял из одних врагов, зацикленных на её персоне. Если кто-то из прохожих смеялся, то она была уверена, что над ней, а если случайно слышала ругань, то адресовала её только себе. Была помоложе - всех подозревала в домогательствах, стала старше - решила, что каждый встречный норовит её сжить со свету. И вела себя соответственно: жаловалась, лгала, скандалила, нападала. На войне как на войне!
Что же, никуда не денешься: пришлось идти к тетке Насте Калаберде.
По причине скандального характера женщина редко проводила с соседками время. Зато мучаясь бессонницей, тётка Настя ночи напролет просиживала у окошка. Карауля возвращающихся с дискотеки соседских юношей и девушек, она отмечала: кто кого провожает и во сколько идет домой. А потом результатами наблюдений с соответствующими комментариями делилась с их родителями, по причине чего находилась в "контрах" с половиной улицы.
Дури в бабе было немерено, но работа участкового редко радует общением с приятными людьми. Покинув усадьбу Штырь, Федор Иванович поплелся к дому Калаберды.
Собаки за забором уже охрипли от лая, когда, наконец-то, скрипнула калитка, и на улицу высунулся острый носик щупленькой хозяйки. Со спины тетка Настя напоминала горбатую двенадцатилетнюю девочку.
- Ой, да я ничего не слышала, - заголосила она, не дожидаясь вопросов,- не видела! Я ж всю ноченьку глаз не сомкнула, так у меня ноги болели, так суставы крутило...
- И Ядвигу Львовну не видела? А она говорит, ты на неё в окно пялилась?
Да, солгал. Нехорошо это? А препятствовать следствию хорошо? Вот и приходится хитрить, допрашивая кликуш, наподобие тетки Насти.
- Учительшу видела! - не стала отказываться Калабердиха. - Она какие-то вещи несла уже за полночь. Большой такой узел!
Так! Это уже интересно.
- Откуда несла-то?
- Да кто ж знает! Я её заметила, когда она уже под фонарем оказалась....
Баба задумалась, почесывая нос, и внезапно лицо её озарилось счастливой улыбкой:
- Так это учительша Петьку-то убила!- ликующе ахнула она. - Убила и обокрала, а ещё...
- Эй, - перебил её обеспокоенный Федор Иванович, - искать преступников - дело полиции! И даже когда человека рядом с трупом застают с окровавленным ножом, и то степень его вины суд определяет! А будете зря языком тренькать, гражданка Калаберда, сами подсудимой станете! За напраслину в тюрьму сажают.
И кому он это говорил? Тетка Настя от возбуждения даже запрыгала на месте.
- Точно, точно, от лодочной станции Ядвига узел волокла! Не учительша - фашистка она! Моей Аньке двойки ни за что ни про что ставила, до слез девку доводила! А сама-то...
- Всё,- нарочито грозно заявил участковый, - иди, прощайся с собаками! Забираю тебя в тюрьму. У нас как раз женская камера в КПЗ пустует, план не выполняем. Вот ты, гражданка Калаберда, нам и поможешь премию получить!
Блажная баба лихо свернула кукиш.
- Вот тебе, а не премию!
И шустренько скрылась за калиткой.
Федор Иванович заинтересованно оглядел будку. С утра там уже побывал и следователь, и криминалисты, а теперь она стояла опечатанной. Но он хорошо помнил её внутреннее убранство: приткнутый к стене столик, три табуретки, топчан и развешанная на стенах одежда, печка-"буржуйка", плитка, чайник и кастрюля. Всё! Негде там было прятать старое тряпье гражданки Штырь.
Открыв калитку ведущую на территорию лодочной станции, он подошел к сараям, где хранился инвентарь. Всё было тщательно закрыто на добротные замки.
Но откуда же волокла свой узел Ядвига?
День уже клонился к закату, и ранние осенние сумерки наползали на реку. С лугов наплывала пелена густого молочного тумана. Стало холодно и... жутковато!
Тимохин весьма кстати вспомнил, что ему ещё надо купить к ужину хлеб, и поспешил покинуть улицу Речную.
- Завтра с утра закончу обход! Авось за ночь пенсионерки друг друга не поубивают!
Но и за ужином, и коротая вечер рядом с женой за просмотром телепередач, он думал только об одном: куда мог Петр засунуть украденное у Штырь тряпье?
Федора Ивановича, конечно, интересовало, и зачем он воровал у Ядвиги рухлядь, и что произошло в будке в ту ночь, но больше всего занимала эта, казалось бы, незначительная подробность.
Утром на планерке он отчитался о проделанной работе, но не стал упоминать про странные ночные перемещения Ядвиги с узлом на плече. Тимохин был твердо уверен, что какой бы злостной стервой не была гражданка Штырь, убивать Петра из-за несколько панталон она не станет. Заявление в полицию - это крайнее на что она способна!
Ближе к обеду он вновь оказался на Речной улице и увидел кучку женщин у дома Калаберды, окруживших увлеченно размахивающую руками тетку Настю.