Они спустились на один пролет, и окружной инспектор указал на чулан, встроенный под лестницей. Открыв дверцу, они обнаружили обычные в таких местах метлы, ведра и щетки, но на полу, покрытом серым сигаретным пеплом, валялось с десяток окурков.
Морсби поднял один.
— «Плейерс». Слишком распространенный сорт. Однако ж он довольно долго здесь просидел.
— Подъезд закрывается в десять. Он вошел в дом, видно, около этого. Провел здесь часа четыре, я полагаю.
Старший инспектор пересчитал окурки.
— Одиннадцать. Примерно три сигареты в час. Да, приблизительно так. Или три часа, скажем.
— Это если он закурил сразу, едва влез сюда, — заметил Роджер. — Но ведь это еще как посмотреть. Я хочу сказать, он должен был закурить, лишь когда убедился, что в соседних квартирах утихомирились. Не стал бы он курить, если б знал, что его могут застукать.
— Это разумно, мистер Шерингэм. Но, в общем, не так уж и важно, сколько он тут проторчал. Главное, он тут действительно был. Инспектор, поставьте тут кого-нибудь, пока мы все не обработаем, и я думаю, Эндрюсу следует сразу взглянуть, нет ли тут отпечатков. Если они есть, то только здесь.
Окружной инспектор выскочил из чулана. Роджер разглядывал пол.
— Следов, между прочим, и тут не видать. А ведь вчера между девятью и десятью лил дождь. Я помню, потому что попал под него.
— Ну, в наши дни, когда имеешь дело с профессионалами, не стоит надеяться ни на следы, ни на отпечатки пальцев. — Похоже, Морсби смирился с судьбой. — Уж за этим-то они следят. Можно не сомневаться, парень хорошенько вытер ноги о коврик внизу. Если, конечно, он не попал сюда до дождя. До восьми, насколько помнится, было ясно.
— Значит, вы полагаете, он к восьми уже был здесь?
— Он мог явиться в любое время, начиная с пяти. Если он из терпеливых. Такие, бывает, как кот у мышиной норки, затаиваются надолго. Когда Эффорд опросит всех, мы узнаем, кто чужой побывал в доме после полудня.
— Глубоко копаете, — одобрил Роджер. — Но у меня есть вопрос, касающийся чулана. Догадываетесь какой?
— Нет, мистер Шерингэм, не догадываюсь. Тут слишком много вопросов.
— Не крутитесь, Морсби, — рассмеялся Роджер. — Я вот что имею в виду… Вот пепел и вот окурки, смятые и раздавленные. Но обо что он их гасил? Они определенно не растоптаны и не затушены о пол: на полу нет жженых черных меток. И на стенах тоже нет характерных пятен, какие бывают, когда о них гасят окурки. — Роджер явно был доволен тем, что заметил подробность, ускользнувшую от проницательности старшего инспектора.
— Это еще раз доказывает, мистер Шерингэм, что вы имели дело лишь с дилетантами. — Морсби чуть улыбался с видом бесконечного терпения, совершенно чуждого тому самодовольству, какое было свойственно Роджеру. — Профессионалы — дело совсем иное. Не разум ими руководит, а лишь инстинкт. И в результате — очень много умных ходов и очень мало глупых. Вот, например, этот тип, могу спорить, чисто инстинктивно гасил сигареты о подошву собственного ботинка, потому что инстинкт подсказывал ему следов не оставлять. То, что он насорил здесь, — и пепел, и окурки, — ни о чем не говорит: это привычка, а привычка сильнее инстинкта. Да, преступники-профессионалы — публика прелюбопытная.
— И в самом деле, — покачал головой Роджер.
— Итак, — радостно сказал Морсби, — пошли еще раз взглянем на тело.
Они поднялись в квартиру.
— Ни каких следов борьбы, — бормотал в задумчивости Морсби, обходя жалкие останки, чтобы разглядеть тело со всех сторон. — Никаких. Если судить по тому, как она лежит. Да и какая борьба… Доктор сказал, у нее не было сил сопротивляться. Не думаю, чтоб она весила больше шести с половиной стоунов.[1] Что скажете, мистер Шерингэм? Похоже, она лежит так, как он ее бросил.
Роджеру было нечего возразить.
Морсби опустился на одно колено, поднял остывшую руку, стиснутую в кулак, и с трудом разомкнул пальцы. Роджер понял: он хочет осмотреть ногти.
— Иногда в сжатых кулаках мы находим важные улики, — пояснил Морсби. — Но здесь — ничего. Впрочем, под ногтями что-то есть. Частицы кожи. Но боюсь, это кожа с ее собственной шеи, — прибавил он с сожалением, взглянув на горло, исцарапанное над линией удавки. — Пыталась освободиться.
Роджер кивнул:
— Она долго была в сознании?
— О нет. Ни минуты. От силы несколько секунд. И если доктор прав и нападающий действовал сзади, он не дал ей возможности до него дотянуться.
— Сильный, видно, был парень?
— Чтобы с ней справиться так быстро? Совсем не обязательно. Если ему удалось застать ее врасплох, напасть сзади и крепко сдавить горло — особой силы не требовалось. Смотрите, удавка пришлась ниже гортани, а значит, она потеряла сознание почти мгновенно.