Выбрать главу

– Вы собирались рассказать нам про улику, – мягко прервал Гордон.

– Ах да: один из кедди позднее обратился ко мне – тот, которого другой звал Имбирем. Странно, почему рыжим мальчишкам достается такое прозвище? Ведь, если вдуматься, имбирь имеет зеленовато-желтый оттенок… так о чем я? Да, он принес мне снимок, сказав, что тот выпал из кармана покойного, пока они несли труп. Но видите ли, это практически невозможно, так как мужчины носят снимки в нагрудных карманах, а содержимое нагрудного кармана может выпасть лишь в том случае, если перевернуть мужчину вверх ногами и потрясти. Видимо, Имбирь побоялся скрыть то, что посчитал уликой, – он сам так назвал ее, – но и нести ее в полицию не хотел, поэтому отдал мне.

– И что же вы?

– Она здесь, у меня в кармане, – заметьте, в нагрудном. Сказать по правде, я немного рассеян, поэтому вспомнил про фотографию только на коронерском расследовании и решил, что уже слишком поздно упоминать о ней при всех.

– Кармайкл, – с предельной серьезностью произнес Гордон, – если вы не выложите этот снимок сейчас же, полагаю, придется перевернуть вас вверх ногами и потрясти.

– Конечно, конечно. – Кармайкл сунул руку в карман и со всяческими предосторожностями извлек из пухлой записной книжки предмет, вызвавший нетерпение слушателей. Это был погрудный портрет молодой женщины с тонкими и, наверное, в жизни красивыми чертами лица. Фотоаппарат не лжет, но фотоаппарату местного фотографа обычно бывает непросто говорить одну лишь правду, а снимок был сделан мистером Кэмпбеллом, студия которого располагалась не далее чем в Бинвере. Между тем женщина была запечатлена на снимке отнюдь не в первом цвете юности, а прическа (как и видимая часть платья) указывала, что фотографию сделали примерно десять лет назад. Ни инициалов, ни других надписей на снимке не обнаружилось.

– Ну что ж, – заговорил Ривз, пока находку передавали из рук в руки, – это еще не значит, что мы хоть сколько-нибудь продвинулись вперед. Но мы, кажется, узнали о той стороне жизни Бразерхуда, о которой на коронерском расследовании ни словом не упомянули.

Гордон пожал плечами.

– Только представьте себе: некто внезапно отдал концы, а люди собрались и роются в его прошлом, судят о нем по старым фотографиям и памятным вещицам, спрятанным в дальних углах ящиков комода! Нет, надо уничтожать их, определенно надо уничтожать их все до единой.

Но Ривзу была чужда сентиментальность; он походил на ищейку, ведущую носом по следу.

– Посмотрим… – задумчиво произнес он. – Что-то я не припомню фамилии нынешнего бинверского фотографа.

– Вы найдете ее, – подсказал Кармайкл, – у себя над головой.

Смысл его слов дошел до Ривза не сразу.

– Да, точно – Кэмпбелл, – спохватился он. – Итак, если кто-нибудь из нас отправится в Бинвер, объяснит, что нашел этот снимок, и спросит, не будет ли мистер Кэмпбелл так любезен сообщить нам адрес, по которому этот снимок был отправлен, чтобы мы могли вернуть его, уловка должна сработать. У фотографов есть своя профессиональная этика, но в нашем случае я не вижу оснований для отказа.

– Я не прочь съездить туда, – отозвался Мерриэтт. – Вообще-то мне как раз туда и надо, встретиться с одним человеком по делу.

– Боже упаси меня, – заметил Ривз, – от каких бы то ни было дел с жителями Бинвера!

– С этим человеком вам все равно рано или поздно придется иметь дело.

– Почему это? Кто он такой?

– Гробовщик, – ответил Мерриэтт.

– Гробовщики, – подхватил Кармайкл, – ужасно оклеветаны в литературе. Их вечно изображают исполняющими свои обязанности мрачно или с подчеркнутым цинизмом. На самом же деле я слышал, что нет более внимательных или деликатных людей.

– Я вернусь минут через сорок пять, – пообещал Мерриэтт, бережно убирая снимок. – Кармайкл, надеюсь, в мое отсутствие вы не предоставите никаких новых улик.

Когда Мерриэтт ушел, а Кармайкл решил прогуляться до бильярдной, Ривз остался ерзать в нетерпении и обсуждать возможное значение недавней находки.

– Странно, – начал он, – как можно годами вести двойную жизнь в клубе, подобном нашему, и не иметь ни малейшего представления о том, кто находится с тобой рядом. Мы – целый мир в себе, и лицо постороннего человека ничего нам не говорит; скорее всего, даже имя не сказало бы. Но чего я сейчас не понимаю в этой фотографии, так это… насколько давно она была сделана, по-вашему?