Другие недоброжелатели сосредоточились на судебном процессе. Обвинение критиковали за увлечение несущественными мелочами, а генерального прокурора осуждали за «безжизненную, бессильную и неубедительную» заключительную речь. В своем разрушительном анализе газета Midland Counties Advertiser и вовсе заявила, что то, как велось это дело, стало «позором для служащих Короны: как адвокатов, так и полицейских, начиная с самых высоких должностных лиц и заканчивая рядовыми констеблями».
Во многих дискуссиях прослеживалась неприятная ура-патриотическая окраска, а некоторые представители английской журналистики с удовольствием нападали на дублинских чиновников. Оппоненты отвечали, что виноваты не ирландские юристы, а английские законы. Непосредственным результатом дела Споллина стали требования реформировать законодательство, причем наиболее очевидной мишенью был принцип, согласно которому жены не имели права давать показания против своих мужей. Через несколько месяцев, однако, продвижение этой инициативы сошло на нет, и только в 1898 году, в соответствии с Законом об уголовных доказательствах, это устаревшее правило было окончательно отменено.
Еще одно предложение заключалось в том, чтобы добавить шотландский вердикт «вина не доказана» к существующим вариантам «виновен» и «не виновен», что позволило бы присяжным дать понять, когда они считают, что обвиняемый может быть виновен, однако доказательств против него недостаточно. Член английского парламента Уильям Юарт – активист, чьи многочисленные успехи включали основание библиотек, финансируемых государством [34], – объявил, что внесет в парламент законопроект, с помощью которого надеется сделать вердикт «вина не доказана» доступным для присяжных в Англии и Ирландии. Возможно, его взгляды изменились, а может быть, у него появились более насущные законодательные предложения, поскольку он так и не выполнил своего обещания и даже не упомянул об этом в Палате общин.
Подобно своему мужу, Мэри Споллин также ясно дала понять, что не хочет находиться под пристальным вниманием общественности. Она и трое ее младших детей – Люси, Джозеф и Джордж – продолжали жить под охраной полиции в доме на станции «Бродстон» до октября 1857 года, когда с ее мужа сняли обвинения в ограблении. Оставаться там они больше не могли, так как жили на территории железнодорожной компании бесплатно, и директора захотели, чтобы они уехали. По предложению Уильяма Кеммиса Мэри и ее детей забрали из дома глубокой ночью и перевезли на конспиративную квартиру в провинциальном городке недалеко от Дублина. Это было сделано в условиях такой секретности, что только два человека – мистер Кеммис и один высокопоставленный сотрудник полиции – знали, где их можно найти. В течение следующих шести месяцев они оставались там под чужими именами, получая еженедельное пособие в размере одного фунта десяти шиллингов, выплачиваемое им правительством.
2 марта 1858 года королевский адвокат направил инспектора Райана для беседы с Мэри о ее будущем. Райан затронул вопрос о возможности эмиграции, но Мэри ответила, что «ничто не заставит ее уехать в Америку». Она боялась столкнуться с мужем и старшим сыном, которые, как она была уверена, обосновались там. Она также исключала Австралию, однако ее устраивала идея переехать в Англию или даже остаться на прежнем месте. Она считала, что на новом месте ее никто не знал и ни в чем не подозревал, а ее дети были там счастливы. Неизвестно, остались ли они в Ирландии или поселились в английской глубинке: ответственные чиновники благоразумно не стали фиксировать окончательное решение на бумаге.
Мэри и ее дети сохранили свои прежние христианские имена, однако взяли фамилию Дойл. Им была назначена государственная пожизненная рента в размере 36 фунтов стерлингов в год, однако Уильям Кеммис хотел сделать для нее больше. 246 фунтов стерлингов из украденных денег железнодорожной компании, найденных благодаря наводке Мэри, все еще находились у полиции. Уильям Кеммис написал управляющему компании Генри Бозиру, чтобы узнать, может ли Midland Great Western Railway пожертвовать эту сумму в качестве выплаты Мэри и ее детям. Мистер Бозир быстро ответил, что директора одобрили его план. Мэри получила 200 фунтов стерлингов с оговоркой, что она может пользоваться только процентами с этой суммы. Этот капитал предназначался для ее троих детей, которые должны были получить по 50 фунтов стерлингов по достижении 21 года – или раньше, если им потребуются средства на образование.
34
Он также был изобретателем синих табличек, которые устанавливают в память о выдающихся жителях лондонских домов. –