– Никто не осудит твоего чувства, – подключился к разговору Спок, если поймет причину твоего состояния. Контроль над своими чувствами скоро войдет у тебя в привычку. Пожалуйста, позволь и мне поздравить тебя, Даниэль.
– Спасибо. Я все еще сам себе не верю. Мне кажется, ТМир где-то рядом со мной. Я должен не думать об этом, но проще забыться за работой.
– Корриган подошел к стене с датчиками. – Процесс у нас идет нормально, и завтра мы выведем Аманду из стаза.
– Разве не может техник следить за приборами? – спросил Спок. Камера сейчас функционирует автономно от энергосистем Академии.
– Сторн установил радиосигнальное устройство, – сообщил Корриган. Если что-то не сработает, то Сорел, ТПар и я сразу узнаем об этом.
Поскольку речь идет о вредительстве, доступ в стазокамеру ограничен узким кругом людей. Охранник, например, своим голосом дверь открыть не может. Он стоит там на всякий случай, вдруг кто-то вздумает взломать дверь, что вообще-то маловероятно.
– Нельзя исключать даже малейшей вероятности, – сказал Спок. – Лучше перестраховаться, чем рисковать жизнью человека.
– С твоей матерью все будет как нельзя лучше, – с улыбкой заверил его Корриган. – Стазоаппаратура и мониторы работают от автономного источника энергии и подключаться к внешнему компьютеру не будут. От энергосистемы Академии зависит только свет, а его отсутствие Аманде не повредит.
– Отлично, – удовлетворенно заключил Сарек. – Надеюсь, меры предосторожности окажутся излишними, но я очень признателен за это.
Даниэль Корриган посмотрел на хронометр.
– Я должен вернуться к другим пациентам-землянам, чтобы проверить их самочувствие.
Сарек понимал, что на самом деле Корриган ищет предлог уйти. «Завтра я снова коснусь сознания Аманды и узнаю, что наша жизненная связь восстановлена», – подумал Сарек, глядя, как уходит доктор-землянин. Как только за Корриганом закрылась дверь дезинфекционного тамбура, Сарек вдруг почувствовал, что сын пристально изучает его… и что он полностью открыл свое сознание. Телепатическое поле Спока было сильнее, чем уеарека, он мог бы стать целителем, если б захотел. А способности Сарека для вулканца были на самом низком уровне. Он вспомнил, как когда-то боялся, что его маленький сын будет иметь это поле еще в меньшей степени и не станет настоящим вулканцем, ведь мать Спока вообще не обладала телепатией.
Мальчик, напротив, оказался необычайно чувствительным – нежеланный дар, делавший его беззащитным в юности среди грубых ровесников и уязвимым к случайным ошибкам своих родителей. Это дало толчок своеобразному развитию профессиональных интересов: он увлекся компьютерами, которые не требовали высокой чувствительности, и дипломатией, где нейтральное восприятие неприкрытых эмоций других людей считалось определенным преимуществом.
Сарек прекрасно понимал, почему ТПау не согласилась занять место в Совете Федерации. Даже слабое стремление защитить себя от эмоционального напора других становилось тяжким бременем во время долгих и жарких дебатов.
Человеку же с повышенной чувствительностью пришлось бы сдерживать громадные телепатические барьеры. Спок предпочел жизнь среди представителей разных рас и народов на Звездном Флоте. В итоге, как заметил Сарек, сын развил в себе еще более сильный телепатический контроль над собой. А здесь, в стазокамере, Спок ничем не ограничивал свою чувствительность и изучал Сарека глубоко посаженными глазами, в которых светилось откровенное любопытство вулканца.
– Ты что-то хочешь сказать, Спок? Вне всякого сомнения задавай отцу любой вопрос.
Спок отвел взгляд от Сарека и посмотрел на Аманду, парящую в синей дымке.
– Ты и мать… – начал говорить он, но не закончил.
Сарек решил полностью открыть свою душу, чего не делал с тех пор, как у Спока в пять лет открылся талант телепата. Сам он души сына не касался, но готов был открыть свою и принять от Спока все, как бы болезненно это не было.
Спок повернулся и в упор посмотрел в глаза Сареку.
– У меня то же самое ощущение, – еле слышно произнес он с хрипотцой в голосе. – Я чувствую мать опосредованно через тебя несмотря на то, что она в бессознательном состоянии.
– Ничего удивительного, – успокоил его Сарек. – Мы связаны с ней мысленными узами.
Ему казалось странным, почему Спок удивился этому.
– Я… когда был ребенком, этих уз не чувствовал, – объяснил Спок.
– Это очень личное чувство, – сказал Сарек. – Твоя мать научилась скрывать его задолго до того, как ты родился. К Даниэлю это тоже придет.
Спок проглотил комок в горле, внешне ничем не выдавая своего волнения, но Сарек явно чувствовал, что у сына оставались еще вопросы.
– Это… это бывает только тогда, когда такие узы устанавливаются с эмоциональными землянами?
– Какие – такие?
– Такие сильные и… полные радостных ощущений, – разъяснил Спок.
– Думаю, узы между вулканцами могут быть еще сильнее, хотя не стану утверждать, ведь у меня нет подобного опыта. Что же касается радости… Я с давних пор подозреваю, что различия между твоей матерью и мной, доставляющие нам обоим радость, в большей степени связаны с различиями между мужчиной и женщиной, а не между вулканцем и землянкой.
– Отец… Я никогда не достигал такого взаимопонимания с ТПринг.
Зачастую я искал ее присутствия в своей душе и чувствовал ТПринг меньше, чем ты сейчас мать, когда она без сознания.
Сарек моментально перекрыл свое сознание, закрывая доступ к нему Спока, чтобы спрятать от пего свое шоковое состояние. Женщина отвергла его сына до такой степени!
Спок мрачно продолжал.
– Я смотрел на ее изображение и пытался коснуться се своей душой, он вновь посмотрел на Сарека. – Я думал, что узы между нами слабы оттого, что я вулканец наполовину.
– Нет, это не так. С твоей стороны узы не слабое, а даже сильнее, благодаря двойственной наследственности. Сейчас бесполезно говорить, что лучше б я объяснил тебе это в детстве.
– Ты хотел, чтобы я был стопроцентным вулканцем.
– Это так, – согласился Сарек. – Ты и есть стопроцентный вулканец, представитель ИДИК – новых традиций в полном смысле этого слова.
Спок внимательно посмотрел на отца.
– Ты никогда мне об этом не говорил. Последний раз мы беседовали как отец с сыном перед моим уходом в Академию Звездного Флота. Ты напутствовал меня, говоря, что мне очень важно считать себя вулканцем. Ты помнишь свои слова, отец?
Сарек помнил их.
– Я вулканец от рождения. Твоя мать вулканка по выбору. Ты же вулканец и от рождения, и по выбору.
– И затем я тебя разочаровал, сделав другой выбор?
Сарек порылся в памяти, пытаясь восстановить логические причины того, что теперь казалось иррациональным. В конечном итоге он просто сказал:
– Я был не прав.
У Спока от удивления брови полезли на лоб. Сарек говорил дальше:
– Ты знал, что был прав. Тогда тебе пришло время покинуть наш дом. Я же хотел, чтобы ты остался здесь, в Академии наук, потому что ты мой сын. Я не хотел, чтобы ты был далеко от пас и подвергался опасности военной жизни. Я поступил не как вулканец, Спок. Это была реакция отца.
– Когда-нибудь я вернусь домой, – твердо сказал Спок.
– Если сделаешь свой выбор, – ответил ему отец, – Я улетал с этой планеты, но решил вернуться. Твоя мать навсегда покинула Землю, если не считать се кратких визитов туда. Она обустроила свой дом здесь. Где бы ты ни жил, Спок, ты всегда останешься вулканцем. И, независимо от своего выбора, ты никогда не разочаруешь меня.
Сарек почувствовал, что Спок понял его и разделяет, наконец, его мысли и что на всю жизнь останется с ними взаимопонимание, достигнутое на борту «Энтерпрайза» в лазарете, когда Маккой прооперировал Сарека и кровь Спока спасла жизнь отцу. Поддразнивая Аманду, они на какое-то время нашли тогда друг друга. Теперь взаимная озабоченность состоянием Аманды снова объединила их, и на этот раз навсегда. Сарек, по крайней мере, надеялся, что так и будет.